Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Бал, пригласительный билет на который жаждала получить юная подруга мадемуазель Гортензии де Богарне, был новинкой для светского Парижа того времени. Госпожа де Пермон, которой, чтобы принять всех стремившихся побывать у нее в этот вечер, понадобился бы дом раза в четыре больше того, в каком она жила, отказала в приглашении более чем сотне мужчин и более чем полусотне женщин; но, родившаяся на Корсике и с детства связанная со всей семьей Бонапартов, она уступила первой же просьбе Евгения Богарне, и, как уже было сказано, мадемуазель де Сурди и ее мать получили две входные карточки.

Госпожа де Пермон, чьи пригласительные билеты пользовались таким спросом, была, несмотря на ее несколько простолюдинное имя, одной из самых знатных дам на свете: она происходила из рода Комнинов, давшего шесть императоров Константинополю, одного — Гераклее и десять — Трапезунду.

Ее предок Константин Комнин, спасаясь от мусульман, укрылся сначала в Тайгетских горах, а затем в горах Корсики, вместе с тремя тысячами своих соотечественников, последовавших за ним как за вождем, и обосновался там, купив перед этим у сената Генуи земли Паомии, Салоньи и Ревинды.

Несмотря на свое императорское происхождение, мадемуазель Комнин вышла замуж по любви за красавца-простолюдина, которого звали г-н де Пермон.

Господин де Пермон умер два года тому назад, оставив своей овдовевшей супруге двадцативосьмилетнего сына, четырнадцатилетнюю дочь и ренту в двадцать или двадцать пять тысяч ливров.

Знатное происхождение г-жи де Пермон, в сочетании с ее брачным союзом с простолюдином, открыло двери ее салона как старой аристократии, так и всей той нарождавшейся новой аристократии, которая делала свои первые шаги на поприще войны, искусства и науки и которой предстояло дать имена, способные соперничать с самыми прославленными именами прежней монархии.

В салоне г-жи де Пермон можно было встретить г-на де Муши, г-на де Монкальма, принца де Шале, двух братьев де Л’Эгль, Шарля и Жюста де Ноайля, Монтегю, трех Растиньяков, графа де Коленкура и его сыновей Армана и Августа, а также Альбера д’Орсе и Монбретонов. Сент-Олер и Талейран сталкивались здесь с такими людьми, как Гош, Рапп, Дюрок, Трение, Лаффит, Дюпати, Жюно, Аниссон и Лаборд.

Располагая двадцатью пятью тысячами ливров ренты, г-жа де Пермон жила в одном из самых элегантных и ухоженных домов Парижа. Правда, двадцать пять тысяч франков в те времена равнялись пятидесяти тысячам в наши дни.

Она питала особую страсть к изобилию цветов и растений, хотя тогда подобный вид роскоши был куда менее распространен, чем сегодня. Ее дом сделался настоящей оранжереей: вестибюль был так плотно украшен деревьями и цветами, что нельзя было разглядеть стен, и при этом так искусно освещен разноцветными светильниками, что казалось, будто входишь в волшебный дворец.

В те времена, когда званые приемы устраивали для того, чтобы танцевать, и гости действительно танцевали, балы начинались рано. В девять часов вечера дом г-жи де Пермон был освещен, двери его распахнуты, а сама она вместе с дочерью Лорой и сыном Альбером ожидала гостей в гостиной.

Госпожа де Пермон, все еще отличавшаяся чрезвычайной красотой, была в платье из белого крепа, украшенном пучками махровых нарциссов. Скроено оно было на греческий лад: ткань изящными складками лежала на груди, а на плечах удерживалась двумя бриллиантовыми пряжками. У Леруа, жившего тогда на улице Малых Полей и уже задававшего моду по части платьев и головных уборов, она заказала небольшую круглую шляпку с оборками из белого крепа, сочетавшуюся с большими пучками нарциссов, таких же, как на платье, которые были вставлены в локоны черных как смоль волос, выбивавшихся из-под складок шляпки. Перед собой она держала огромный букет живых нарциссов и превосходных живых фиалок; из всех украшений на ней были лишь серьги в виде бриллиантовых бутонов, каждая стоимостью в пятнадцать тысяч франков. Платье было пошито г-жой Жермон; шляпку, изготовленную, как мы уже сказали, Леруа, приколол к волосам знаменитый парикмахер Шарбоннье, а цветы были от лучшей парижской цветочницы, г-жи Ру.

Туалет мадемуазель Лоры де Пермон был предельно скромным, ибо ее мать полагала, что в шестнадцать лет, да еще у себя дома та должна блистать лишь своей красотой и не пытаться затмевать всех своим нарядом; на ней было платье из розовой тафты, того же покроя, что у матери, с белыми нарциссами по подолу, и венок из белых нарциссов на голове; украшениями ей служили жемчужные пряжки на плечах и такие же серьги.

Однако блистать красотой на этом вечере, который устраивался главным образом в честь семьи Бонапартов и на который обещал явиться первый консул, предстояло г-же Леклер, любимице г-жи Летиции и, как говорили, самого Бонапарта, ее брата; дабы ничто не помешало ее триумфу, она попросила у г-жи де Пермон разрешения одеваться к балу у нее дома.