Экватор

Как уже успел на тот момент заметить Луиш-Бернарду, гости, располагавшиеся по соседству, также, все как один, наблюдали за их столом. Сначала они смотрели на принца, с любопытством и восхищением, а потом — на нее, с бесстыдством и беспощадностью. Без стыда разглядывали ее мужчины, безжалостны были взгляды женщин. Ни с чем не сравним скрытый и похотливый взгляд мужа страшненькой женщины, которым он рассматривает красавицу. С другой стороны, в высшей степени убийственным является нацеленный на нее ответный взгляд этой страхолюдины-жены. Приглашенным на банкет дамам, давно оторванным от тонкостей светской жизни, пришлось изрядно помучиться, потрудиться и потратиться, чтобы спланировать свой нынешний вечерний наряд. Они полагали решить все свои вопросы в Доме моды Casa Parisiense, что на улице Матеуша Сампайу: именно там можно было познакомиться с последними журнальными моделями, популярными сейчас тканями и, вообще, узнать, что нынче носят в Европе и в мире. И вот они видят Энн, ее платье из белого шелка, ее открытую спину, плечи, видят это обещающее все прелести мира декольте с полуобнаженной высокой грудью и этот голубой сапфировый кулон. Всего этого было достаточно, чтобы они почувствовали, как рушатся и летят прочь все их старания. Ведь никакой самообман не способен устоять перед очевидным: стройные плечи и спина, кожа, даже на расстоянии кажущаяся необычайно гладкой и мягкой, величественная, словно горная вершина грудь, бросающая вызов завоевателю. Энн низвергала всё вокруг себя. При этом она застенчиво улыбалась, как бы прося прощения за то, что она так умопомрачительно красива и желанна. Единственный, кто составлял в этом смысле исключение, был сидевший напротив нее Айреш де-Орнельяш. В отличие от остальных, он наблюдал за Энн не глазами самца, жаждущего случки, а проницательным взглядом политика, который, noblesse oblige, является существом публично асексуальным.

В этот самый момент граф Вале-Флор пытался удовлетворить свое любопытство, задав Энн довольно нехитрый вопрос: чем она в этих, очевидно чужих для нее краях заполняет свой досуг, когда здесь нет даже подходящей компании, чтобы составить партию в бридж.

— Мой дорогой граф, — Энн улыбнулась ему краешком рта, и улыбка эта, казалось, была способна суровой арктической зимой разом растопить ледяную глыбу. — Я всю жизнь прожила не в Европе, а в Индии и научилась тому, что нужно приспосабливаться к обстоятельствам. Везде есть что-то, чем можно увлечься. Ведь это люди определяют место, а не наоборот.

В то время, как правая рука Энн кокетливо и чуть развязно приобнимала за плечо уже полностью растаявшего графа, нога ее под столом незаметно подобралась к сидевшему рядом Луишу-Бернарду, протиснулась между ног к его чреслам и, оставшись там, начала тихонько провоцировать его, доводя до крайней степени возбуждения.

— Ну, Орнельяш, как вам такой ответ? — Граф светился счастливой улыбкой завоевателя, желающего продемонстрировать миру объект своей страсти. — Когда красота столь удачно сочетается с умом, что же нам, простым смертным, остается делать, кроме как вдыхать полной грудью ее аромат?

Орнельяш подошел к вопросу со всей серьезностью, требуемой от него при решении дел государственной важности:

— Могу вам только сказать, граф, что Англия попросила лишь нашего разрешения на отправку сюда своего консула с постоянным проживанием, однако при этом она не предупредила, что он прибудет в сопровождении женщины, такой, как вы говорите, прекрасной и умной.

— А если бы предупредила, то наше правительство все равно ответило бы согласием, не так ли? — Граф говорил это, продолжая посмеиваться, но министр, как это ни странно, оставался все таким же серьезным:

— Конечно же нет: мы бы взвесили, насколько это опасно.

Луиш-Бернарду чувствовал, что по телу его течет холодный пот. Начали произносить тосты, и он был вынужден освободиться от ноги Энн, сковавшей его движения, и подняться, чтобы по протоколу произнести приветственный тост в честь прибывшего Наследного принца. Он заранее отрепетировал свое выступление, однако, предпочтя выступать без бумажки, все-таки пропустил кое-что из того, о чем хотел сказать. Произнеся вначале обычные формальные слова, он продолжил, особо подчеркнув, что принц Луиш-Филипе представляет своего отца-короля, чьи политические воззрения на африканские колонии он, Луиш-Бернарду полностью разделяет и которым старается здесь служить. Это было политической частью выступления и, несмотря на то, что он как губернатор должен был оставаться корректным и не портить праздник резкими заявлениями, попеременно обращаясь лично к принцу, министру и сразу ко всем собравшимся, Луиш-Бернарду все же перешел к самому, на его взгляд, главному: