- Дальше вот что. Чего ради пилот должен сажать целый самолет, набитый металлоломом, там, где идет война? На неизвестном аэродроме? Кто на это согласится? И зачем Вам это нужно?
Кожух сделал ударение на слове “Вам”. Вместо одного, вопросов было задано много. Так много, что дело начинало попахивать бунтом на корабле. На этот счет у меня был готов ответ.
- Григорий Петрович, пока это нужно мне. Почему? Потому что я спасаю свою жизнь. Но, вполне возможно, спасать свою жизнь придется и тебе. Потому что я под следствием. - Я не стал вводить Петровича в сложную схему моих взаимоотношений с либерийской фемидой. Главное, чтобы он понял: у нас проблемы, у меня, и у него.
- Если меня закроют, - продолжал я, - то тебя сотрут в порошок. Ты, именно ты, заинтересован, чтобы вытащить меня отсюда. Любой ценой. Если хочешь, конечно, и дальше наслаждаться жизнью на берегу Залива. Теплого такого, сытого. Нефтяного. У тебя мои деньги. Деньги должны работать. Вот и работай.
Петрович закряхтел. Переброшенное через космос, преодолевшее за считанные доли секунды полмира, до меня донеслось его сопение.
- Куда это все нужно доставить?
- В Ганту, Петрович, в Ганту, - сказал я примирительно.
- Не знаю, где это. А если там самолет не сядет?
- Обязательно сядет. По-другому нельзя, - отрезал я и нажал на кнопку сброса.
Работать Петрович умел. А я себе дал слово: как только вернусь, сразу же его уволю. Нехорошо, когда твой менеджер задает слишком много вопросов. Кстати, надо бы поменять и всех остальных работничков. Если роптать начинает вернейший из вернейших, об остальных говорить не приходится. Но сначала нужно выбраться отсюда.
ГЛАВА 35 - ЛИБЕРИЯ, ГАНТА, ИЮНЬ 2003. СТАЛЬ И АЛМАЗ
Через неделю я был в Ганте. Этот городок до войны был не слишком известен. Тихая африканская граница между Либерией и Гвинеей. Сорок тысяч населения в глинобитных одноэтажных хибарках. Но во время войны город постоянно переходил из рук в руки. Боевикам нужна была граница. Там, на севере, они отлеживались, залечивали свои раны. Оттуда получали подпитку оружием и деньгами.
Когда мы въехали в город, окраина все еще горела. Накануне закончился бой с войсками Тайлера. Солдаты в течение нескольких дней тщетно пытались восстановить контроль над границей. Боевики гибли сотнями, но позиций не сдавали. Худощавые парни знали, что прикрывали посадку самолета с оружием. Интересно, что бы они сделали с этим Симбой, если бы узнали, что “борт” везет тридцать тонн металлолома?
- Я хочу проверить взлетку, - сказал я Симбе. Рядом стоял знакомый мне “генерал” по прозвищу Крейзибулл. Симба кивнул ему, и “генерал” метнулся куда-то в сторону. Через минуту он появился за рулем разбитого пикапа. Над крышей машины возвышался пулемет Калашникова, а в кузове сидели двое мрачных бойцов. Крейзибулл дождался, пока я сел рядом, и, рванув с места, помчался на аэродром.
Ехать пришлось недолго. Городок, хоть и считался вторым по величине в Либерии, все же был не больше районного центра в нашей глубинке. И выглядел не лучше, особенно после боя. Я вышел из машины возле главного входа в аэропорт. Если, конечно, этим красивым словом можно назвать то, что я увидел.
Между мной и взлетно-посадочной полосой стояло невысокое двухэтажное здание терминала. Оно было полностью опустошено. Бетонная коробка с темными провалами окон одиноко стояла на самом краю африканского города. Подул ветер. Разбитая дверь качнулась на одной петле. Изнутри повеяло запахом гари и гнилости. Заходить внутрь не хотелось. Я обошел терминал стороной. Это было нетрудно. Забор, которым первоначально был обнесен аэродром, отсутствовал в нескольких местах.
Я шел медленно. Я словно боялся увидеть, что полоса не готова принимать тяжелый самолет, и тогда моя участь была бы незавидной. Но я хотел жить, и с каждым шагом молил Всевышнего на всех языках о том, чтобы лучилось чудо. Шуршал гравий. Камень терся о камень. Каждый щелчок под ногой, каждый шорох, бил по вискам так, как, должно быть, щелкает барабан револьвера в русской рулетке. Шаг. И барабан провернулся. Щелчок. И патрон на полсантиметра ближе к бойку. Еще щелчок! Но выстрела нет. Это треснул осколок стекла, на который я случайно наступил. И вот передо мной открылось поле. Пространство, созданное для самолетов, но на котором уже давно не было ни одной машины. Я взглянул на него. Сделал несколько шагов вперед. Парни с автоматами подумали, наверное, что я сумасшедший. Потому что в следующее мгновение я снял с себя рубашку и рухнул на “взлетку”. Совсем, как в полтавском беззаботном детстве. Меня снова спасло чудо.