(В кадре на переднем плане кисть крупно. Ладонь закрывает объектив. Угол меняется. Камера поднимается вверх. Потом движется в сторону пола. В кадре ноги говорящего человека. Потом полосы технических помех, говорящие о неисправности. Потом черное поле. Звук продолжает фиксироваться в искаженном виде в течение нескольких минут после исчезновения изображения.)
Я так вошел в роль, что слишком крепко сжал камеру Сергея. Чувствительный аппарат хрустнул. На моей ладони остался полукруглый красный рубец от объектива.
— Ну, что, — сказал я гораздо более спокойнее. — Уложился я в десять минут?
— Иваныч, какого хрена ты разбил камеру? Мы так с тобой не договаривались. Я оттуда даже кассету достать не могу. Ну, ты и сволочь.
— Еще раз назовешь меня так, будешь извлекать кассету из собственной головы. Понял?
— Понял, чего тут не понять. Ну, ты и артист. А я думал, у нас дружба.
— Дружба не строится на взаимном интересе. Это святое.
— Верни паспорт. Я с этим интервью могу только в «Сам себе режиссер» обратиться. Есть у нас такая программа.
— Паспорт я тебе не отдам. Мы же договаривались о том, что я соглашусь на интервью. О том, что я тебе в результате наговорю, мы не договаривались, Сережа.
Он вздохнул.
— Обманул ты меня. Очень круто обманул, Иваныч.
Я решил его успокоить.
— Ну, что ты, Сережа. — Я заговорил почти что примирительным тоном. — У тебя на руках отличный материал. Аэродром. Сбитый «Ан». Комментарий подозреваемого в нарушении эмбарго бизнесмена. Добавь еще немного местного колорита, ну, там, людей с оружием на улицах, полуголых аборигенов, корабли в гавани, и все. Пулитцеровкая премия у тебя в кармане. Или как там она у вас называется? «Грэмми»? «Эмми»?
— «Тэфи», — уныло поправил меня Журавлев.
— Это в России «Тэффи», — проявил я хорошее знание предмета. — А я говорю о международном признании. У тебя ведь наверняка наше с тобой ночное шоу купят американцы.
— Если бы у меня. — вздохнул журналист. — Продаст мой родной канал это видео буржуям за бешеные деньги, а мне даст премию. Примерно долларов сто, я думаю.
— А ты хочешь больше? — хитро подмигнул я Сергею.
Тут на его лице промелькнуло внезапное озарение. И он подмигнул мне в ответ. Тоже хитро.
— Андрей Иваныч, я, пожалуй, эту кассету продам кому-нибудь другому. — И он потряс извлеченной из камеры кассетой практически у меня под носом. «Ах, ты, сволочь!» — озарила меня догадка. — «Тайлеру хочешь ее продать!»
— Думаешь, он у тебя ее купит? — попытался я сблефовать.
— Почему «он»? Она.
Я удивился:
— Почему «она»? Он, Тайлер.
— Нет, Иваныч, я отнесу это Мики. И я точно знаю, что она сделает после этого.
Я молча глядел на Сергея. Мысль насчет Тайлера оказалась ошибочной. Журавлев выдержал паузу и продолжил.
— Одно из двух. Или она заставит заплатить тебя компенсацию. Или, — он опять подмигнул мне. — Или женит тебя на себе.
Я взял бутылку виски и отхлебнул прямо из горлышка. Сергей и не догадывался о том, что в интервью я сказал ему правду. По крайней мере, в той его части, которая касалась Маргарет. Впрочем, Маргарет об этом тоже не знала.
— Сережа, ты не представляешь. Ты вообще не в состоянии себе представить, насколько я этого хочу, дружище. Поэтому бери свою кассету и вези ее Мики. Будешь моим сватом.
И он повез. И она сказала «да».
ГЛАВА 29 — ЛИБЕРИЯ, ОКРЕСТНОСТИ МОНРОВИИ, ИЮНЬ 2003. АКУЛА