Экватор. Черный цвет & Белый цвет

«Ну, хорошо,» — думал я, сидя в кожаном кресле «боинга». — «Долорес.» Я только что покончил с обильным ужином, который в первом классе подают сразу же после взлета. Стандартный ужин я съел полностью и даже, под удивленными взглядами соседей по салону, вымокал кусочком белого хлеба весь жир с тарелки. Не объяснять же им, что за сорок восемь часов я успел заправить в себя только пару бокалов пива и стакан виски. «Долорес. Она гордая. Она не хочет, чтобы ей платили за секс. Но почему деньги не взял этот толстый индюк, который из-за денег же и оказался в джунглях?» Это я так про себя назвал Крукоу. Потом я понял, в чем дело. Я глядел в иллюминатор и переводил на понятный мне язык то, что хотела сказать Долорес своей жесткой пощечиной. «Дурак,» — говорила мне она, поставив своей пятерней жирную точку в нашем диалоге. — «Лидия убита врагами. А меня убьют свои, через несколько часов. За нарушение приказа. Так что убери эти ненужные бумажки.» Примерно так же думал и Крукоу. Он был вполне рациональным человеком и очень быстро оценил ситуацию. Начиная с того момента, когда шасси его самолета коснулись чужого аэродрома, пилот перестал нуждаться в деньгах. Они ему были ни к чему. Жить ему оставалось еще меньше, чем Долорес. И Крукоу, как неплохой навигатор, все это высчитал в доли секунды, сразу же после того, как я получил свою пощечину. «Навигатор, говоришь?» — усмехнулся я мысленно сам себе.

— А, знаете, что? Принесите-ка мне виски, — сказал я стюардессе, участливо наклонившейся ко мне так низко, что я заметил, как в смуглой ложбинке за распахнутым верхом белой блузки колышется золотой медальон. Пока она ходила за напитком, я успел достать те бумажки, которые забрал у хвастливого летчика в Путумайо, и разложить их перед собой. Мне осталось только выпить и хорошенько подумать. Это неправда, что лучше всего думается на голодный желудок. В течение последних двух суток я, скорее, действовал интуитивно, ведомый инстинктом выживания, а не разумом. Мое счастье, что инстинкт не привел меня к стенке. Хотя мог. Ну, а теперь, когда желудок отклеился от внутренней поверхности моей спины и заурчал, как двигатель на холостых оборотах, в мой мозг вместе с реками питательных веществ ринулись сигналы «Думай!» И я начал делать то, что у меня получалось лучше, чем у многих моих конкурентов. Думать.

ГЛАВА 21 — ЭМИРАТЫ. МОИ ЛЮДИ

Этот процесс продолжался до самого города Дубай. Именно там, в районе Дейра, и находился мой главный офис. Возле «Дубайских курантов», знаменитой конструкции, похожей на марсианский агрегат из «Войны миров» Уэллса, на вершине которого, вместо лазера, пристроились самые известные в арабском мире часы. Я самым первым среди пассажиров своего рейса прошел паспортный контроль и покинул прохладный терминал. Багажа у меня не было. Ручная кладь — спортивная сумка — была оформлена, как дипломатический багаж, и не подлежала осмотру. Усатый таможенник в белом дишдаше, наблюдавший за дверью под надписью «Green line», лениво скользнул взглядом по моей сумке и быстро потерял к ней интерес. На его месте я бы уделил больше внимания подозрительному европейцу в пропотевшей рубашке и джинсах со следами окаменевшей желтоватой грязи. Но, впрочем, подозрительный европеец был надежно прикрыт диппаспортом страны третьего мира. Вместе с рубашкой и джинсами. На сумке еще были заметны следы от обуви, то ли моей, то ли Долорес, а тонкие матерчатые бока не могли скрыть того, что внутрь ее набиты некие прямоугольные бруски, соответствовавшие по размеру банковской расфасовке долларов. Я рисковал. Но не настолько сильно, чтобы дать почувствовать человеку в дишдаше свое волнение. Здесь, в стране миллионеров, привыкли к тому, что через пустынный рай на берегу Персидского Залива кочуют огромные деньги. Разными способами. В том числе, и в грязных спортивных сумках.