Эквей. Трилистник судьбы

— Это еще почему?

Прежде чем сесть в другое кресло, я его осмотрела на наличие опасных предметов и только потом опустилась, независимо вздёрнув подбородок.

— Ты знаешь ответ на этот вопрос, — отвернувшись к окну, ответил мужчина. — Я прошу тебя, забирай вещи и возвращайся к семье.

— Нет.

— Катя! — сразу же обернулся он и еще больше нахмурился.

— Если ты думаешь, что своими воплями и грозными взглядами сможешь меня переубедить, то ошибаешься. Я тебя не брошу.

— Глупая девчонка!

— Глупая, — согласилась я, скрестив руки на груди. — А еще к тому же и влюблённая.

— Что? — прохрипел он.

Переславцев смотрел на меня с таким ужасом, словно я только что не в любви ему призналась, а в массовом убийстве младенцев.

— Повторить или это был риторический вопрос? — уточнила у него, едва сдерживаясь, чтобы не начать истерически хихикать.

Не так я представляла себе первое признание в любви.

Странно, но стыда или неловкости я не испытывала. Наоборот, гордость. Ведь любовь — это великое чувство, и стыдиться тут нечего, наоборот, надо гордиться и кричать о ней на весь мир. А я, дурочка, боялась чего-то.

— Ты сама не знаешь, что говоришь.

— Ну, конечно, ты у нас специалист, который умеет читать чужие мысли. Поэтому и знаешь, что я на самом деле к тебе испытываю, — съязвила в ответ. — Хоть бы спасибо сказал.

— Спасибо, — автоматически ответил Александр и тряхнул головой.

— Пожалуйста.

Сегодня я была сама любезность.

— Катя, стоп! Пойми, находиться рядом со мной небезопасно. Ты видела, что я сделал? Я же едва его не убил, если бы Элиза не вмешалась, то даже страшно себе представить, что бы было.

— Это был не ты.

— Это был я!

— Нет, не ты, — упорно повторила я. — Это был Альянс. Это они с тобой такое сотворили. Ты не должен отвечать за их грехи! — с жаром воскликнула я, вскакивая с кресла и делая шаг ему навстречу. — Ты другой. Настоящий, понимаешь? Добрый, сильный и смелый. А еще самый умный и терпеливый. Вспомни, как безропотно ты сносил все мои выверты.

— Кать…

— Ты самый лучший. Потому что другого я бы просто не могла полюбить, — последние слова я уже шептала, осторожно касаясь подушечками пальцев его впалых щек, покрытых легкой щетиной, которая приятно покалывала на пальцах.

— Катя, — то ли шепот, то ли стон. Не разобрать.

— Гони — не гони, я всё равно никуда не уйду. Если понадобится, буду спать у тебя под дверью. Неужели ты не понимаешь, как дорог мне?

— Катька, — сдавшись, прошептал мужчина, зарываясь в мои волосы и прижимаясь своим лбом к моему. — Моё наказание… моё счастье…

И наши губы, наконец, встретились.

Этот поцелуй не был жадным, страстным или голодным. Наоборот, он был мягким, нежным и таким сладким, что у меня сразу же закружилась голова. Прижавшись к нему всем телом, встав на цыпочки, я обхватила его лицо ладонями и целовала так, как никогда в жизни. Словно это было в первый раз.

— Сашка, — остановившись на мгновение, прошептала я. — Сашенька…

— Упрямая девчонка, — усмехнулся он.

А глаза сияли от счастья на бледном осунувшемся лице. Александр словно постарел на несколько лет. Как же мне хотелось протянуть руку и стереть всё эти морщины и складки в уголках губ. Что бы Сашка ни говорил, что бы ни делал, я видела: мужчина рад, что я осталась с ним. В этот момент мне было даже всё равно, что ответного признания от него не последовало. Это всё неважно.

— Твоя.

— Моя, — пробормотал Переславцев несколько недоверчиво, словно еще не мог поверить в то, что это действительно так. — И чем я заслужил такой подарок судьбы?

— Ну-у-у-у, — протянула я, чувствуя, как слёзы текут по щекам. — Ты совершил много ошибок. Пришла пора за них расплачиваться.

Саша хрипло рассмеялся, подхватил меня на руки и закружил по комнате. Я не смогла сдержаться и засмеялась в ответ, откинув голову назад и крепко зажмурившись. В этот момент мы забыли обо всех проблемах, что мешали нам жить дальше, обо всём на свете. Только он и я.

И снова поцелуй, только теперь никто из нас не стремился остановиться и сказать — стоп. Нет, всё было иначе. Огонь вновь вспыхнул в груди, стоило нам на мгновение забыться и отдаться во власть чувствам, которые были как никогда острые и яркие.

На краешке затуманенного сознания я видела, как Саша, всё так же держа меня на руках, перешёл в небольшую спальню. И почти сразу ощутила матрас под собой, когда он уложил меня на кровать.

И это будто послужило щелчком к новому витку. Исчезли последние остатки нежности и томности. Проснулись древние инстинкты. Коснуться, взять, забрать, моё!

Как же дрожали пальцы, когда я расстёгивала молнию на его куртке и стягивала её с сильных плеч, касаясь обжигающе горячей кожи.

— Катя… Катенька, — шептали порочные губы, лаская шею, плечи и грудь, оставляя после себя пылающую от жара кожу.

А я могла лишь вздрагивать и выгибаться в спине, мечтая ощутить его еще ближе, каждой клеточкой своего тела.

Огонь бежал по жилам, иссушая меня и вновь наполняя жизнью. Я не могла дышать, легкие полыхали от жара, тело покрылось потом, а нервы натянулись до такой степени, что на них уже можно было играть.