Эквус (ЛП)

Питер ШЕФФЕР ЭКВУС

Предисловие к пьесе

Как-то раз года два назад в один из уик-эндов я прогуливался с моим другом по унылой сельской дороге. Мы двигались в сторону конюшен. Внезапно ему припомнилось ужасное преступление, о котором он совсем недавно услышал на обеденном приеме в Лондоне. Сам он знал только одну страшную подробность, и весь его рассказ продолжался едва ли дольше минуты, но и этого было достаточно, чтобы неимоверно очаровать меня.

Преступление произошло несколько лет назад. Его совершил какой-то психически неуравновешенный молодой человек. Оно глубоко потрясло присяжных заседателей в местном суде. Однако для окончательного приговора явно не хватало ясной четкой мотивации.

Три-четыре года спустя мой друг умер. Я так и не успел ни проверить то, что он мне рассказал, ни попросить его что-либо добавить к сказанному. Он не назвал ни имен, ни места, ни времени. Хотя не думаю, чтобы он вообще знал их. Все, чем я обладал, ― просто факт совершенного ужасного преступления, а также вызванные им чувства. Единственное, что я знал наверняка, так только то, что мне неодолимо хотелось интерпретировать историю в собственную, до некоторой степени подобную ей фабулу. Я стремился создать идеальный мир, в котором любой поступок стал бы понятным и постижимым.

Каждый персонаж и эпизод в пьесе «Эквус», которая целиком является моей выдумкой, в реальном происшествии повторяют самих себя; даже мои собственные чувства модифицированы в соответствии с жанровыми особенностями театрального искусства. Сейчас я рад, что ни разу не сделал попытки подтверждать или отрицать те или иные нюансы рассказа, поскольку мой интерес к нему и без того усиливался все больше и больше в зависимости от различных поворотов расследования.

Меня постигла большая удача, когда, работая над финалом пьесы, я удостоился совета и грамотного комментария видного детского психиатра. С его помощью я попытался психологически увязать реальные поступки и ощущения персонажей наиболее естественно. Кроме того, я пришел к пониманию, что психиатры — чрезвычайно разношерстная каста, проповедующая такие же чрезвычайно разношерстные методы и технологии. Мартин Дайзерт ― всего лишь рядовой доктор в рядовой клинике. И я чувствую большую ответственность перед ним, равно как и перед его пациентами.

Декорации

Деревянная квадратная площадка установлена на плоском круглом деревянном постаменте (круге).

Площадка снабжена поручнями, что делает ее похожей на боксерский ринг. Поручни, тоже деревянные, прикреплены к трем ее сторонам. В ограждении проделаны широкие просветы и прикреплены несколько деревянных планок, образующих изгородь. На авансцене ограждений нет. Вся площадка установлена на шарикоподшипники так, чтобы стоящие вокруг актеры, упираясь руками в поручни, могли легко и плавно поворачивать конструкцию.

На площадке стоят три небольших скамейки, также из дерева. Они установлены параллельно поручням напротив планок, но могут при необходимости перемещаться актерами.

Единственный предмет на полу вращающейся площадки — вделанный в доски тонкий металлический столб, высотой около ярда, который в нужный момент можно поднять и установить вертикально. Это опора для актера, исполняющего роль Самородка, в сцене, где его седлают.

В оставшемся свободном пространстве сцены расположены несколько скамеек. Две передние кулисы ослаблены и, провисая, прикреплены впритык к бордюру деревянного круга. Около каждой из кулис на авансцене стоит по одной скамейке. Левую использует Дайзерт во время прослушивания пленки и чтения журнала, а также Алан — в качестве больничной койки. Правой пользуются родители Алана, они сидят на ней бок о бок на протяжении всего спектакля. (Вся «дислокация» дана с точки зрения центральной ложи зрительного зала.)

На дальних скамейках, расположенных в глубине сцены, размещаются другие артисты. Весь исполнительский состав «Эквус» постоянно находится на сцене; на каждом актере — вечерний костюм. Исполнители поднимаются сыграть свой эпизод и возвращаются на место, обходя вокруг площадки. Они — свидетели, ассистенты и — самое главное — Хор.

Вместо задника в дальней части сцены расположена трибуна из нескольких рядов скамеек, и с центральным тоннелем для входа и выхода зрителей. Это сооружение представляет собою зал анатомического театра, в котором сидят слушатели. По ходу пьесы Дайзерт обращается со своими монологами не только к зрителям, пришедшим на спектакль, но и время от времени к восседающей на трибуне аудитории. Однако остальных актеров это ни в коей мере не касается.

Цвет всех скамеек — оливково-зеленый.

Над сценой подвешена батарея прожекторов, крепящихся к огромной металлической круглой раме. В таком варианте освещается только центральная площадка.

Лошади