Экзамен-2 (СИ)

— Чем это лучше? — едва выдавил я и облизнул пересохшие вдруг губы.

— Тем, что у тебя не будет времени на всякие глупости типа «а вдруг повезёт?». Ты будешь прилагать все силы к тому, чтобы выжить, потому что иначе просто умрёшь. И если выживешь — станешь, наконец, нормальным.

Я даже не обратил внимание на то, что сейчас меня, видимо, таковым не считают.

— Так сможешь ли ты убить при надобности?

— Не знаю. Вашим оружием — вряд ли.

— А если взять стрелялку?

— Она очень неудобная, громоздкая, её хорошо видно. Вот был бы у меня пистолет…

— Это ваше, человеческое оружие? Ты умеешь им пользоваться?

— Умею.

Я стрелял в тире, но никогда — в живого человека. Почему-то мне казалось, что это оправдание сейчас будет крайне неуместным.

— Тогда попробуем раздобыть для тебя подобное оружие.

— Хаал! У меня только один вопрос. Что будет со мной за убийство?

— Я не всеведущ, кохаро. И не в силах предсказать твоё будущее до таких тонкостей. Точнее, могу, но не прямо сейчас. Для этого нужен целый ритуал, и он занимает время. А его у тебя нет.

— Я имею в виду законную сторону дела. У нас если ты просто так убьёшь кого-нибудь — приходится иметь дело с… семьёй. Называется «полиция». Она тебя ловит и судит. И если окажется, что ты не имел права его убивать — то наказывают иногда очень жестоко. А у вас?

— У нас то же самое, хотя и всё по-другому. Если ты не имеешь права на убийство — тоже будешь наказан. Но в данном случае всё в порядке, ты в своём праве. Он оскорбил тебя первым, и хотя ты и не имеешь статуса в нашем мире, но я принял тебя за свой стол и могу защищать своё коронное блюдо. Я даю тебе право защищаться, а как ты им воспользуешься — твоё дело. Учти, что привлекать к собственной защите Хашеп я запрещаю. Либо ты решаешь проблему сам, либо ты её не решаешь. Под её хвостом не укроешься. И я лично не буду тебя покрывать нигде и никак. Но вот помочь — помогу. Согласен?

— А куда мне деваться.

— Очень хорошо, кохаро. Путь к совершенствованию начинается с признания необходимости совершенствоваться. Тогда через полчаса в том же самом зале. Да, опять мучения, а ты как хотел? Только так можно достичь совершенства.

На этот раз в зале был стул. На который я и сел.

— Сейчас от тебя потребуется куда больше мужества, чем до этого, — напутствовал меня хаал. — Учти, что сейчас тебе будет очень больно.

Я непроизвольно потёр затылок.

— Но это необходимо. Иначе ты натворишь глупостей столько, что никакой ложкой не вычерпать. Твоя задача смотреть прямо сюда и ничего не говорить. Только смотреть сюда.

Я посмотрел прямо туда. Там висела вылитая из бронзы харя какого-то божества. С клювасто-зубастой мордой, злыми буркалами, оно блестело желтизной с густой прозеленью в вертикальных глазах.

Тут вошла Хашеп и устроилась слева от меня. Сев в классическую «собачью» позу, широко разведя коленки и поставив руки перед собой. Справа от меня в той же позе сел Смаарр.

— Он тебе нравится? — спросил жрец у дочери.

— Дерьмо, — ответила та.

Я дёрнулся и уставился на любимую. Вот чего не ожидал! А она изучила меня так, будто видела в первый раз.

— Да ещё и тупой. Ты же сказал ему, куда надо смотреть?

— Конечно, — ответил хаал. — А он дурак. Забывает простейшие вещи.

Я стиснул зубы и перевёл взгляд на оскалившуюся пасть птеродактиля. Так вот что он мне напоминает, этот божок! Укороченного ящера!

— Он скотина.

— Лжец.

— Трус.

— Подлец.

— Долбоёб.

Я дёргался, как от реальных ударов. Потому что вместе с голосом жреца этот поток оскорблений нёс голос Хаш. Моя Хаш! И она с искренней ненавистью произносила раз за разом:

— Зануда… Врун трусливый. Неумеха. Вонючий неряха. Трутень. Бесхвостая макака.

Я был готов вскочить и бежать прочь. Потому что невыносимо слушать всё это… Этот бред.

Я прислушался. Они несли бред. Поток оскорблений не имел ко мне никакого отношения!

— Он отвратителен.

— С непокрашенными ногтями.

— И у него лысые уши!

— А внутри у него дерьмо.

— Да ещё такое вонючее!

— Он пахнет тухлятиной.

— И даже ещё хуже!

От первоначальной злости не осталось и следа. Я пытался понять, что происходит. Вот так сидеть и обсуждать мой запах и моё содержимое… Это было настолько непохоже на этих двоих, что я сам не заметил, как перестал беситься, а попытался думать.

— Ты заметила? Он даже не может прислушаться к голосу разума!

— В этой голове никогда не было разума, к чему там прислушиваться?

— Точнее, ещё точнее! Ну?

— Он всю жизнь висел на мамкиной сиське!

— Ещё?

— Он лижет под хвостом каждому, кто ему прикажет!

Я вдруг понял, что жрец замолк просто потому, что у него кончились обидные слова. Он слишком плохо знал людей, и что для них является непереносимым оскорблением. Поэтому пригласил сюда дочь. И я вдруг осознал, что весь тот поток брани, что они на меня выливают — он же не имеет ко мне никакого отношения! Это просто стандартные ругательтва, которые можно сказать любому человеку, и тот обидится…

Но зачем они говорят их мне?

— Он гнилоед.

— Он мухосранск.

— Протухшее желе!

— Бесполезные отбросы.

Я перевёл взгляд на жреца.

— Я куда сказал тебе смотреть?

— А всё. Не работает! — сказал я.

— Точно? Тупая твоя башка!