А дальше… Дальше все шестеро так и стояли, ни разу не шевельнувшись. А вот наказанный жрец…
Сначала он вскинул руки и махал хвостом. У меня появилось ощущение, что он куда-то падает. Он так этими руками махал… Потом всё-таки упал — на самом деле. На пол. Вскочил, огляделся… И начал сражаться с невидимками. Я видел, как он метался между шестью фигурами в плащах, никого не задевая, но шарахаясь и уклоняясь от невидимых противников. Потом вскинул руки к глазам и оглядел их горестно. А потом… Тело задёргалось, изогнулось… Он вытянулся, плотно прижав руки к бокам, несколько раз дёрнулся… Причём, было полное впечатление, что эти движения вызываются не мышцами его тела, а какими-то внешними объектами. Как будто он протискивается через что-то тесное. Грудь его тяжело вздымалась, как будто ему было нечем дышать, а на морде иногда отражалось невероятное страдание. Потом тело упало на пол, тяжело, как мешок с костями, как будто мышц в нём не осталось вовсе.
Ни один из жрецов не шевельнулся. Но на всех мордах застыло одинаково брезгливое выражение.
— Летс гоу, — сказал мне Смаарр.
— Что это было? — изумлённо спросил я снаружи.
— Это… Он попал в пространство драконов. Он искал силы? Ну, что ж. Вот он встретился с силой.
— Пространство драконов?
— Да. Так это видится изнутри. Он ощутил всё полностью, потому что он был там. Пусть только мысленно, но различишь ли ты разницу, если её нет? И он выбрал сражение. Храбро бился с драконами. А потом… А потом его съели.
— Живьём?
— Видимо, да. Ну, а потом… Потом дракон изверг лишнее.
— И от могучего жреца осталась кучка дерьма?
— Да.
— И он испытал всё это? Включая… извержение?
— Да. Полностью.
— И что с ним будет дальше?
— Это решаю не я. На это есть Высшие Силы. Он принял своё наказание. Если останется дерьмом — то им и останется.
— А если нет?
— Тогда — нет.
Не знаю, каково было наказанному жрецу… Но вот я себя чувствовал в дерьме по самые уши. В самом что ни на есть прямом смысле. Очень хотелось залезть в душ и вымыться.
Хашеп застала меня на пороге с сумкой и в обычной человеческой одежде. Я в это время прикидывал, взять ли местного стардаа или просто приказать кому-нибудь из рабов транспортировать себя до портала.
— Ты куда?
— Домой.
— Коля! Как «домой»?
— А вот так. Пока.
— Коля! Как «пока»? А я?
— Ты же сказала, что без меня не помрёшь. Вот и живи спокойно.
— Коля! Коленька! Что случилось?
Сердце у меня дрогнуло. Но я решительно ответил:
— Вы с твоим папой прекрасно друг друга понимаете, вот и понимайте дальше. А мне надоело. Все эти игры с моим сознанием, ваши наикрутейшие методы обучения, вся ваша суперкрутость… Нахер оно мне надо? Я — простой пилот, буду водить корабли на Луну или дальше и дрочить на твою фотку. И мои мозги останутся со мной.
Хашеп засунула руку в пасть и крепко сжала зубами, глядя на меня с ужасом.
— С меня хватит. Я полностью осознал весь ужас своего положения и ту жопу, в которую по недомыслию сунул голову. Уж это вы мне объяснили прекрасно! Я недостоин твоего величества, не хочу, чтобы из-за меня потом тебя наказывали как-нибудь… экзотически. Да и сам к подобным наказаниям не готов. Я человек и остаюсь человеком.
Я повернулся и прошёл мимо неё. Не поцеловав напоследок и вообще никак не попрощавшись.
На улице я огляделся. Город я знал из рук вон плохо, зато у меня была голова и знание языка. Разберусь. Уж что-что, а до портала всяко доеду. Там есть мои данные… Кстати, а где паспорт? Вроде бы в сумке был. Я проверил — паспорт был на месте. Так, ну что, пошли?
И остался стоять на месте. Там меня ждал мир, в котором никто не будет мять мне мозги. Он будет привычен и обычен. Я был уверен, что прекрасно проживу в нём! Ну, ещё бы, один из немногих людей, кто владеет языком хаарши «на идеально». Да и вообще, опыт за эту неделю я приобрёл отменный. Я буду жить очень здорово! Мне всё будет удаваться, и деньги будет некуда девать. Да, всё так.
Но там не будет её.
И я буду ласкать женщин, с каждой сожалея, что у них нет хвоста. Буду одевать в шубу и трахать так, не раздевая. Чтобы можно было сунуть нос в мех и вспомнить, как это было с ней. И всё равно будет не так. Я смотрел на улицу и понимал, что эта свобода мне нахер не нужна! Мне не нужен мир без неё.
Но…
Но я уже сказал свои страшные слова! Как повернуть назад, после всего, что я только что произнёс? Как взглянуть ей в глаза, сейчас, наверное, заплаканные? Я представил себе плачущую Хаш и почувствовал себя самым последним дерьмом в тарелке. И поразился сам себе: этот образ был нечеловеческий. Потому что человек бы просто почувствовал бы себя дерьмом. И этого было бы уже достаточно. Но вот такое отвратительное блюдо — это восприятие хаарши. И оно несёт куда более уничижительный и обидный оттенок.
Я отошёл, потому что так и стоял в дверях, мешая кому-то пройти. Меня грубо толкнули и выругались, прекрасно зная, что я пойму язык. Я и впрямь понял, но ругань ни чуточки не волновала. Я стоял и думал над тем, как поступить. Идти дальше, куда и собирался, или вернуться назад? Но как?