Экзамен-2 (СИ)

Я не узнал этого хаарши. Но догадался, кто это был. Их же тогда было двое... Его вывели на площадку, стащили с него одежду.. А он растерянно оглядывался и, кажется, уже даже не сопротивлялся. Двое жрецов в традиционных костюмах с капюшонами поставили свою жертву к бронзовому столбу в углу, третий поднёс переносную жаровню, установил её, вытащил из дымящихся углей какой-то короткий клинок, взял в одну руку хвост наказанного и коротко взмахнул.

Переливчатый вопль и частый короткий лай, только недавно вечером слышанный мной от Сисишеп. Палач прижал к обрубку раскалённый металл, и осуждённого тут же отпустили, а тот закрутился на месте, пытаясь то ли остудить зад, то ли поймать несуществующий уже хвост…

Который с поклоном поднесли хаалу. Тот принял его, что-то сказал…

Один из жрецов поднёс мне одежду, снятую с обесхвощенного. Я взял молча, не зная, что делать или сказать в этом случае.

Все собравшиеся развернулись и начали расходиться. Я подумал и направился за хаалом.

— Хаал, я прошу дозволения задать вопросы.

— Оставь человеческий этикет людям. Ты не представляешь, как смешно это звучит!

— Хорошо, тогда просто. Почему его казнили?

— Он шёл убить тебя.

— Но ведь он не сделал этого?

Уши развернулись в жесте «ты это серьёзно?»

— А если бы убил? В храме? Тайно, ночью? При этом, возможно, мою дочь?

— Так её же там не было!

— А если бы она была? А даже если не было — там был ты! И утром в храме хаала Смаарра оказывается труп чужеземца, принятого за стол и претендующего на его дочь. Ты правда думаешь, что ничего не случилось?

— Нет, я не понимаю другого. Ведь он же не сам принял решение, это его этот позвал… Как его?

— Рамарупар не имеет значения. Он может драться с тобой за самку, и он дрался. Он проиграл, но мог проиграть и ты. Но ты прав, человек Коля, он не сам принял решение. А хаарши, который следует чужому решению… кто?

— Раб? — я, кажется, понял.

— Да, он раб. Он не хозяин даже самому себе. Его нельзя выпускать в общество, ведь кто-то может приказать ему, а он пойдёт и сделает. Не сам, не своей волей, но чужой. Так что ему придётся выполнять мою волю. Так будет правильно.

— Но если он исправится?

— И что?

— Хвост же обратно не пришить?

— Мясо из котлет не восстановишь. Он сделал то, что сделал, и теперь это необратимо. Но, может быть, он действительно исправится и в следующий раз подумает, прежде чем принимать чужое решение.

В дверь поскреблись и вошёл знакомый мне младший прислужник, отдав хаалу какую-то коробочку. Тот открыл её, коротко глянул внутрь, закрыл и посмотрел на меня. Парень развернулся и ушёл.

— А теперь немножко о твоих глупостях. Заметь, кохаро, я не обвиняю тебя и не осуждаю. Я повторял и буду тебе повторять — не важно, глуп ты или умён. Не важно, высок ты или низок, покрыт шерстью и есть ли у тебя хвост.

— А что важно?

— Важно только то, что ты делаешь. Только это. И больше — ничего остального. Ты не жрец. К сожалению.

— Почему?

— Таким родился.

— Я имею ввиду — почему ты решил, что я не жрец?

— Потому, что ты нелюбопытен. Ты уже неделю живёшь в храме, но до сих пор не был ни на одной службе. Не знаешь имена богов, не спросил ни разу о назначении комнаты и о тайнах ритуала. Ты не узнавал значения имён, и даже после того, как тебе не удалось попасть на охоту — ты ни разу не поинтересовался ни у кого тонкостями или особенностями охоты, не спросил о результатах её, о значении охоты в жизни хаарши и влиянии её на статус. Любой жрец, даже самый слабенький, истреплет хвост от любопытства. Вокруг столько неизведанного, уйма свободного времени, и — не узнать? Так не бывает. Так что ты — не жрец.

— Я — вершитель, правильно?

— Нет, неправильно. Из тебя можно было бы воспитать вершителя… Но задатки у тебя есть. Поэтому, когда сегодня ты выстроил поединок, он так и завершился. А теперь объясни мне, умирающему от любопытства. Ну, почему ты его не убил? А?

Рот открылся сам собой. И только хотел произнести «Так ты этого хотел?» как только что услышанные нравоучения дёрнули меня за язык.

А, действительно, почему я его не убил?

— А зачем? Я и не собирался убивать его.

— Неужели только потому, что не умеешь?

— Нет, не только. Но зачем убивать его? Ведь если бы я убил его — то тебе пришлось бы и меня… казнить.

Хаал внимательнейше оглядел меня. Особенно уши. Потом вдруг крикнул:

— Вирра!

В комнату вошёл всё тот же служка.

— Какое наказание ждёт укравшего раба?

Юноша вздрогнул и торопливо прижал хвост к ноге.

— Для вора полагаются исправительные работы на срок, определяемый тяжестью поступка.

— А если он без права воспользовался чужой плотью для собственного удовольствия?

— Ему выжигают мех вокруг плоти, хаал.

— Иди.

Я посмотрел на закрывшуюся дверь и сказал:

— Но ведь у меня нет меха!

— Ты думаешь, это бы тебя спасло?

— Тогда что?

— Ты чужой. Ты человек. Для вас — свои правила… Которых пока нет. Пока что ты первый, кто воспользовался чужой рабыней без разрешения… Обычно о такой мелочи хотя бы ставят хозяина в известность. Это и жест вежливости, и следование правилам. Но ты — чужой. К тебе нельзя применять наши правила. Учти это.