Экзамен-2 (СИ)

Лизнув меня на прощание, Хаш умчалась. Видимо, те палочки заказывать. А она знает, какие они должны быть? Я — и то знаю плохо.

Ну, что ж, Колёк. Приключение получилось на славу! Ты рад? Чего от себя скрывать — нет, не рад. Вместо удивительного и приятного путешествия по родине своей невесты ты попал на двести лет назад, в самое тяжёлое прошлое нашей планеты. Единственная разница — что пробить Звёздные Врата смогли они, а не мы. И в космос они полетели слишком быстро. А так — доисторические отношения! Рабский труд, каменные постройки, живая тягловая сила… Механизмы — самые простые!

Оправдывало этот мир только одно обстоятельство. Хашеп. Она здесь родилась, и я её люблю. Вот такую, какая есть. С её шерстью, хвостом, острой мордочкой и большими глазами. А здесь она родилась и выросла. Значит, я потерплю, пусть отдыхает дома. Я же помню, как это приятно — возвращаться домой!

Обед в обществе важных персон — это всегда испытание. Даже на Земле. Я с детства ненавижу все эти «Вилку в левой руке, а нож в правой» или «Суп из глубокой тарелки, а салат — из блюдца». А если я хочу есть салат из глубокой тарелки — то я что, неуч отвратительный ? Ну, нравится мне так, и что?

И то, отвечают. Дома — что хочешь, хоть с потолка ешь. А на людях — будь любезен соблюдать этикет. Так то — на людях! А на хаарши?

Не знаю, как едят во дворце у матери, а в храме у отца ели… долго. Подготовка к самому действу занимала чуть ли не столько же времени, как и сам обед. И пока слуги подносили чашечки, тарелочки, мешочки, баночки — все участники были сосредоточены и заняты. Так что я со своим «дошираком» здесь даже терялся. Мне тоже поднесли круглую глиняную тарелку с крышкой, куда я и поместил свои ингредиенты, залил их кипятком, отдал кувшин слуге, помешал палочками и накрыл крышкой. Теперь у меня были пять минут, чтобы посмотреть, как готовят себе еду высокородные.

У нас всё это происходит на кухне. Там чистят, нарезают, жарят, варят, обеспечивают конечный продукт — и его уже приносят в столовую. У хаарши же на кухне происходит только подготовительный процесс. А вот окончательное формирование блюда каждый делает сам. И процесс этот занимает не пять минут, а все двадцать (а некоторые и в полчаса не уложились). При этом хаарши настолько сосредоточены и увлечены, что напоминают швею или токаря за изготовлением особо сложной детали. Они что-то куда-то всовывают, укладывают, поливают, посыпают, наваливают… При этом еда часто меняет цвет, температуру и запах. Хашеп увлечена не меньше других, и я впервые вижу свою милую лису в домашних условиях. Ну, что ж… Если вот это — то, к чему она привыкла дома, то там, в челноке, действительно, обходилась минимумом. Однако, пока они готовят, у меня остынет! Начать, что ли есть?

Как только я открыл крышку и взял палочки, ко мне тут же обратился сам жрец.

— Как ты доехал, чужой?

— Благодарю… Плохо.

— Что ты имел для плохого настроения?

— Я видел казнь раба.

Некоторое время было тихо, только бряцали и звенели многочисленные столовые приборы.

— А вы своих рабов не наказываете?

— У нас нет рабов.

Жрец величественно перевёл взгляд на Хашеп. И та тут же ответила:

— Да, Хаал. У них нет рабов. Они сами рабы.

Я чуть не подавился лапшой. Горячее же! А тут такие заявления?

— Чего? — воскликнул я по-русски. — Почему это мы рабы?

— Вы рабы собственных механизмов, — спокойно ответила Хашеп по-английски.

Я не нашёлся что ответить. Ибо с какой-то стороны — правда.

— Значит, вы наказываете себя? — поинтересовался жрец и сунул в пасть очередной кусок. Очевидно, беседовать с набитым ртом здесь не только не нарушало приличий, но было чем-то вроде традиции. Потому что пока я не взялся за палочки — никто со мной не заговаривал.

Кстати. Остальные хаарши, присутствовавшие за обедом, внимательно прислушивались, но никак не вмешивались.

— Мы не наказываем себя, — я судорожно пытался вспомнить английские слова и не потерять смысл. — Мы… просто живём. Общаемся, дружим, враждуем. Иногда воюем. Я не знаю, как это происходит у вас, но думаю, что точно так же. Давно и у нас были рабы. Потом оказалось, что это не… неправильно. Неэффективно. Мы отказались от рабства.

— А что вы делаете с теми, кто не может и не хочет думать сам?

Я смутился. Мне показалось, что намёк был на меня.

— Мы их учим. Объясняем, что это неправильно.

— Мы делаем то же самое, — немедленно откликнулся жрец.

— И совсем не то же самое! Мы учим… правильно! Чтобы люди поняли. А у вас… Очень, очень жестокий мир.

Надеюсь что слово violent жрец поймёт правильно. Он владеет английским куда лучше меня.

— Наш мир ровно таков, каков он есть. Он ничуть не более жесток, чем любой другой. И ваш мир, как мне кажется, даже более жесток.

— А вот этот раб, почему его никто даже не попытался спасти?

— Спасти? Мальчик, у тебя странные понятия о спасении. От чего? От того, что он уже совершил?

— Нет, от того, что с ним сделали!

— Но если его освободить от ответственности, он будет делать это снова! Ведь казнят по необходимости! И ты говорил про обучение! Это у вас так учат?

— А что он сделал?