Экзамены

Он бросился в машинное отделение, привычными, экономными движениями запустил дизель. Тот взялся сразу и тонко запел топливным насосом, а потом взревел, радуя Ведерникова послушностью, которой он добился, отдавая возне с двигателем почти каждый свободный час. Ведерников вернулся в ходовую рубку, где тихо, с серьезными лицами сидели гости.

Волны подкидывали теплоход, мощно ударяя в его залатанный, с проступавшими, как ребра на худой кошке, шпангоутами корпус.

— Держи правее, Вовик! — посоветовал Мишка.

— Сидеть смирно! — властно сказал Ведерников.

До острова было рукой подать. Как ни налетал, ни злобствовал ветер, он не мог одолеть маневренный, с хорошо отрегулированным двигателем теплоход. «Ласточка» уверенно обогнула косу, приблизилась к острову. Ведерников и его спутники заметили людей, сбившихся на песчаной прибрежной полосе, и рядом с ними вытянутую из воды алюминиевую лодку. Люди зашевелились, двое стали толкать лодку обратно к воде. На Бурмине мокро блестели сапоги с поднятыми до бедер голенищами, на голове Уздечкина смешно топорщился полиэтиленовый колпак. И виден был Карнаухов, завернувшийся в мокрый полушубок, а рядом с ним четверо ребятишек, сгорбившихся, натянувших на кулаки рукава рубашек и свитеров.

Когда лодка была уже на воде, Бурнин загнал в нее ребятишек и на веслах пошел к теплоходу, остановившемуся метрах в двадцати от берега. Самый старший из ребятишек, пока лодка приближалась к теплоходу, все время вычерпывал из нее воду.

Скоро мокрые, продрогшие, жалкие мальчишки вошли в рубку. Ведерников, ни о чем не расспрашивая, отправил их вниз, в кубрик, отогреваться. Сделав еще рейс к берегу, Бурнин привез кока, а Карнаухов, пряча голову в поднятом воротнике полушубка, остался на острове.

— В чем дело? — спросил Ведерников Уздечкина.

— Да он сетку решил сторожить. В шубе, говорит, терпеть можно.

— Так надо было вытащить сетку!

— А на чем? — И Уздечкин скосил насмешливый взгляд на Бурнина.

— На топляк наскочил, пала! — хмуро объяснил Бурнин. — Заклепки отошли, понял. Ладно еще, близко от берега, добрался кое-как…

Ведерников, чтобы не расстраиваться, отвернулся.

— Шкетов-то где набрали? — спросил Заварзин.

— На острове были. Они ялик не привязали, понял, его и унесло, когда ветер разыгрался.

Скоро вернулись на стоянку, причалили к барже и выпустили пассажиров на берег. Мальчишки, еще не пришедшие в себя после пережитого страха, вежливо поблагодарили. Когда они выбрались на причал и пошли гуськом, молчаливые, серьезные, Ведерников не сдержал улыбки, заметив неуклюжую поступь последнего, самого маленького, в вязаном картузике. Он шагал на полусогнутых ногах, потому что второпях сунул ноги в нерасшнурованные ботинки и подмятые их задники поднимали ступни, точно высокие каблуки.

4

Даже в протоке, защищенной курчавым лозняком, ломались волны и черная вода кипела, будто на шивере. И не было видно берестяных поплавков верхнего уреза сетки.

«Что такое? — испугался Карнаухов, напряженно вглядываясь в бурлящую черноту воды. — Куда сетка девалась?»

Он не думал, что ельцовка вовсе исчезла: кто ее возьмет, когда, кроме него, Уздечкина и четверых мальчишек, на острове никого не было? Он решил, что сетку притопило волной, и пошел взглянуть на снасть, поставленную вчера вечером какими-то рыбаками вдоль песчаной косы. Ступая босиком по холодному песку и дрожа всем телом, Карнаухов вышел на нижнюю оконечность острова и не увидел белой строки пенопластовых поплавков. Уж такая-то фирменная сеть не могла затонуть! Ее сняли… Ведь перед началом бури сеть еще стояла.

«Значит, — осенило Карнаухова, — они сняли не только свою. И нашу забрали!»

Он снова прибежал туда, где они с Бурниным поставили сеть. Нет ельцовки! И никаких следов на берегу. Ловкачи — тихо подошли на веслах; буря бурей, а по протоке на веслах вполне можно пройти.

Карнаухова сотрясала дрожь. Он бросился к тому месту, где был у них с Уздечкиным костер. Его, конечно, залило дождем, но отдельные головни еще дымились белым парным дымком. Дождь уже стих. Карнаухов расшевелил, сдвинул поближе головешки и пожалел, что не было бензина. Ветер, сдувая с головней золу, обнажал на них красные пятна, и они наливались светом, искрились.

— Хоть бы газеты кусок! — проговорил, беспомощно озираясь, Карнаухов.

Он посмотрел на небо. Все еще грозное, тяжелое, оно стало немного светлее.

— Ветер… это самое… Ураганыч! — забормотал, конфузливо усмехаясь, Карнаухов. — Пособи, слышь, малость! А то я совсем задубел!

Он бормотал и все подсовывал головни тлеющими концами друг к дружке, чтобы ветер сбивал остававшийся в них жар и выдул бы хоть самое крохотное пламя.

Дождь уже не стучал по коже полушубка. Все больше светлело небо. Тучи убегали за Реку, за сопки, от которых простирались туманные шлейфы. Ветер заметно потеплел, обдавая уже не ледяной стынью, а травяным запахом лета.