Экзамены

После курсов Генка надеялся попасть на одну из всесоюзных ударных строек в Среднереченске, но его направили в порт.

Однако беда все же добралась до него. Оборвался трос козлового крана, и рухнувшей бетонной формой чуть не придавило стропальщика. Скандал был огромным, и Генку выгнали из крановщиков.

Когда Генка рассказал Лехе Бурнину про вдруг лопнувший трос и упавшую плиту, Бурнин сразу нашел выход из положения. «У нас в речном отряде людей не хватает, туда всех берут. Давай к нам, на «Ласточку», матросом!» Вот так Генка стал мотористом теплохода «Ласточка».

Капитан теплохода Генке понравился. В Кирилле Дорофееве не было той суровой властности, которой Генка всегда боялся. Дорофеев был его сверстником, с командой держался запросто, а если и психовал, то горячо, нелепо и быстро отходил, даже извинялся за грубость. Но все же Дорофеев был капитаном, то есть начальником, и в друзья ему, понятно, не годился.

Совсем другим человеком был Ведерников. Его замкнутость, подчеркнутая серьезность отпугивали Генку. Услышав, что Ведерников скоро станет капитаном вместо Дорофеева, Генка огорчился… Не было у него особого контакта и с коком. Женя Уздечкин казался Генке человеком хитроватым, себе на уме. Поэтому он тянулся к Бурнину и по привычке, выработавшейся еще в детстве, безропотно ему подчинялся.

Страх угнетает, но голод способен пересилить страх. С утра Карнаухов ничего не ел, полушубок на нем был совершенно мокрым, но погода уже наладилась, и поэтому надо было жить дальше. Он натаскал хвороста, взбудоражил огонь, повесил сушиться полушубок и решил наловить рыбы хотя бы удочками. Все остальное у него было: кастрюля, соль, перец, лавровый лист, картошка.

В кустах Карнаухов накопал червей, зарядил все три удочки и разложил на подпорках самодельные ореховые удилища. Белые поплавки точно впаялись в гладкую как зеркало воду в протоке.

Вдруг он услышал далекий, слабый голос:

— Ге-енка!

Померещилось? Но вот опять издалека, со стороны стрежневого течения реки послышалось:

— Ге-ен! Пескарь!

Теперь Карнаухов узнал голос: это же Дорофеев звал. Капитан!

Карнаухов бросил удочки и через кусты, напролом, кинулся к берегу. На пляже, с которого в бурю отправляли ребятишек, он увидел причаленную «казанку» и своего капитана — в закатанных по колено брюках, в черной с коричневыми полосами дорогой рубашке, по обыкновению застегнутой только на самые нижние пуговицы, всклокоченного. Склонив набок голову, капитан торопливо шел по сырому песку. Таким понятным, добрым, близким показался Дорофеев в эту минуту Генке Карнаухову, что даже слезы выступили на глазах.

— Ну, живой еще, бродяга? — спросил капитан. — Жрать небось хочешь, речной черт! Ну вот, пожуй пока… — Дорофеев вынул из кармана завернутые в салфетки два испеченных в масле пирожка.

Карнаухов ел пирожки, поленившись хорошенько очистить их от лоскутков раскисшей бумажной салфетки, и торопливо рассказывал капитану о пропаже сетки, о том, как двое гадов обещали его утопить, и что на удочки не ловится, иначе бы он ухи наварил… костер-то у него вовсю горит!

— А Леха, значит, починил все-таки лодку? — спросил он у капитана.

— Как же, починит такой! Опять надрался у шкипера — глаза в разные стороны смотрят. Мы с Уздечкиным кой-как залатали… Вон Ведерников волнуется: говорит, выгонять надо Леху с теплохода. Ты как думаешь, стоит его выгнать?

Карнаухов растерялся. В его жизни так редко случалось, чтобы с ним всерьез советовались.

— Жалко выгонять, — ответил он со вздохом.

— А мне, думаешь, не жалко? Я же знаю, совсем Леха одичает, если прогнать… Вот что вас обоих так к дикости тянет, Пескарь? Тебя я в Михайловке еле-еле от бичей оттащил. Ты думаешь, те двое, что тебя утопить хотели, не из той же компании? Ну, может, не из той, так из такой же точно. И сетку они украли, это как пить дать. Уж я-то всю эту шантрапу знаю — насмотрелся, пока на Реке работаю. Вот и обидно: хорошие, здоровые ребята, а тянет вас туда, в это болото! Вот скажи, Генка, почему вы сами себя в руках держать не можете?

— Тебе хорошо спрашивать: у тебя семья. И дело в руках — капитан все-таки! А тут ведет куда-то — и сам не знаешь куда. А захочешь остановиться, к делу повернуться или, например, о семье подумать, так дружки в оборот берут. Смеются, презирают. Вроде, если женишься, так уже и предатель! А потом — жениться… Работаешь тут, на Реке, когда на танцы ходить? Мы же то плывем, то стоим в этом самом Временном! Для речника жениться — большая проблема!

— Это для робкого проблема, — возразил Дорофеев без тени иронии. — Тебе обязательно надо стать смелее, Генка. Ну что ты, в самом деле, как пескарь какой-нибудь, всего боишься?.. Ты же хороший малый, работящий, честный, ну?

— Не знаю, — смущенно пробормотал Карнаухов. — Привык, наверное…

— Ладно, сматывай удочки, пора на теплоход возвращаться. А твоего друга, между прочим, я пригрел разок по шее.

— Ты — Леху? — не поверил Карнаухов.

Капитан весело прищурился и ответил: