Тема этой главы могла бы лечь в основу отдельной объемной книги. Для того чтобы рассмотреть ошибки на пред–посылочном и историческом уровнях, необходимо коснуться сложных философских и исторических вопросов, которые не входят в мою компетенцию и задачи этой книги. Тем, кого интересуют в основном исторические ошибки, трудно предложить что–то лучшее, чем книга Дэвида Хэккета Фишера[184]; тем же, кого интересуют предпосылочные ошибки, сначала придется одолеть огромное количество литературы по эпистемологии, лишь после этого у них сложится более–менее всестороннее представление о данной проблеме.
Тем не менее, поскольку предпосылочные и исторические ошибки играют важную роль в библейской экзегезе, необходимо сказать о них несколько слов и в этой книге. В Библии содержится большое количество исторической информации, но при ее толковании, так же как и при толковании любого другого исторического произведения, историки, будучи людьми с испорченной грехом природой, тоже допускают ошибки. А поскольку экзегетический анализ текста предполагает последовательное рассуждение и доказательство, он не застрахован и от ошибок в исходных предпосылках.
Влияние новой герменевтики
Для начала следует упомянуть переворот, который произвела в мировоззрении многих людей «новая герменевтика»[185]. До недавнего прошлого в богословии и библеистике герменевтика понималась как искусство и наука толкования. Согласно этому взгляду субъект (толкователь) должен был развить определенные методы и интуитивное понимание, которые бы позволили ему правильно истолковать объект (текст). Каким бы похвальным ни было такое представление о процессе толкования, оно не учитывало те препятствия для понимания текста, которые создает сам толкователь. Понять и концептуализировать эту проблему как раз и помогает новая герменевтика.
Новая герменевтика разрушает классическое противопоставление субъекта и объекта. Она утверждает, что, обращаясь к тексту, толкователь привносит в него определенный багаж своих культурных, лингвистических, этических и других представлений. Даже вопросы, которые он ставит (или не ставит) к тексту, свидетельствуют об ограничениях, которые его представления накладывают; эти вопросы в некоторой степени будут влиять на поступающие от текста «ответы» и на понимание этих ответов толкователем. В свою очередь эти ответы влияют на интеллектуальный багаж толкователя, поэтому на следующем этапе его вопросы к тексту будут несколько отличаться, соответственно, он будет получать несколько иные ответы и так далее. Таким образом возникает «герменевтический круг».
Согласно некоторым теоретикам новой герменевтики, настоящее и объективное значение текста — мираж, гоняться за ним все равно что ловить чеширского кота. Эти идеологи новой герменевтики применяют теорию полисемии к текстам самым наивным образом: они утверждают, что любой текст имеет множество значений, ни одно из которых не является объективно истинным и которые становятся истинными или неистинными в зависимости от воздействия, оказываемого на читателя. Этот абсолютный релятивизм не только необязателен, но и внутренне противоречив, иначе авторы этой концепции не ожидали бы от читателей понимания написанного ими!
Более искушенные специалисты понимают, что ничего порочного в герменевтическом круге нет: в идеале он больше напоминает герменевтическую спираль. Толкователь все больше и больше приближается к пониманию текста, к значению, которое заложил в него автор, пока наконец не поймет его по–настоящему, пусть даже и не во всей полноте. Эти авторы указывают на то, что текст неотделим от автора даже после его написания и опубликования, и считают желание понять авторский замысел на основании находящихся в тексте подсказок вполне обоснованным.
В то же время определенная полисемия характерена для некоторых литературных жанров; в таких случаях она является частью авторского замысла. Одним из примеров является афоризм, с помощью которого автор выражает мысль на нескольких уровнях. Но даже тогда текст неотделим от автора.
Какими бы ни были проблемы, перед которыми нас ставит новая герменевтика, она многому нас учит. В частности, нам пришлось признать, что дистанцирование является важным условием понимания любого текста: толкователю необходимо «отдалить» свое мышление от мышления автора текста. Чем яснее и глубже мы понимаем разделяющие нас различия, тем больше вероятность, что мы подойдем к тексту с большей чуткостью. Φ. Ф. Брюс приводит забавную историю о христианине, который был знаком с рыболовством, но, видимо, совершенно ничего не знал о дистанцировании. Этот христианин был убежден, что ученики ловили рыбу всю ночь и ничего не поймали (Ин. 21:3), потому что с ними были сыновья Зеведеевы: «Иисус называл их „сынами грома". Каждому рыбаку известно, что во время грома рыба тут же залегает на дно, и ее бесполезно ловить»[186].