Экземпляр

Ближе к ночи — Костя даже телевизор не стал включать, хоть со звуком, хоть без, стоило только представить истеричное мельтешение картинок, как к горлу подступала тошнота, — поднялась температура. Костя ушел на кухню курить, и ему показалось, будто силуэтные бестелесные чудища проследовали за ним. Дементоры, что ли, всколыхнулось в сознании. Ох и было бы чем заняться дементорам в квартире на Фестивальной!

Костя выдвинул ящик и попытался нашарить градусник среди груды шуршащего барахла (анальгин, цитрамон, аспирин, зачем-то валерьянка и, конечно же, таблетки от запора, куда же без них!), наконец нашел целых три, но два были ртутными и только один новенький, электронный. 37,5. Интересно, существует ли первая помощь организму, чей хозяин накануне продал душу дьяволу? Может, хотя бы средневековые лекари — уж они-то сталкивались с этой напастью чаще, чем современные, — знали, чем помочь? Костя внезапно осознал — мысли в голове мешались, будто спутанные провода от наушников, — что, скорее всего, в интернете все уже есть, если не в обычном, то в даркнете точно, и где-то определенно есть форумы, где неофиты-сатанисты, совершившие подобную сделку, делятся своим опытом, как пережить последствия.

Ночь давила тишиной и полумраком. Костя, понимая, что вряд ли заснет, выкурил одну сигарету и вернулся в гостиную. Ну привет, чудища, скучали? В какой-то момент (не из-за температуры же, 37,5 — это ерунда) Косте показалось, будто он их и в самом деле видит. Удлиненные готические силуэты, сотканные из концентрированной темноты. Простирают к нему свои тонкие похожие на щупальца конечности. Смотрят, не имея глаз, подслушивают, не имея слуха, — жуткие кракены, находящиеся одновременно и тут и там, в обоих измерениях. Всего-то нужно было включить верхний свет, чтобы прогнать кракенов, но Костя не осмеливался щелкнуть выключателем, и промелькнула какая-то уж совсем запредельная, бредовая мысль, будто он стал одним из этих чудовищ и вспышка света прогонит не только монстров — он сам, сам Костя из плоти и крови, исчезнет вслед за ними.

Он подошел к окну и отдернул тяжелую портьеру. Пустая улица — окна выходили на разбитую Фестивальную, где машины редко ездили, тем более по ночам. Тревожные полуночные фонари. В соседнем доме окна спят, кроме одного — кто там, что за неведомый брат по бессоннице? Тоже, наверное, курит, смолит вонючие сигареты, таращится в черную пустоту за окном, крохотный и никчемный перед лицом бесконечной ночи.

Позже, утопая в мучительных воспоминаниях, Костя все не мог понять, куда делись несколько часов от полуночи до пяти утра, ибо он обнаружил себя на кухне с чашкой кофе в руках — а часы показывали пять минут шестого. И когда только он успел включить кофемашину и засунуть в нее капсулу? Шум на кухне разбудил Диану, и вот она, сонная, медлительная, со спутанными волосами, села за стол напротив Кости, протирая глаза.

— На работу собираешься? А не рано?

— Не рано. Прости, что разбудил.

— Фигня, — Дианин голос спросонья звучал глухо и отстраненно. — Ты себя хорошо чувствуешь? Бледный как покойник.

— Бледный? Да нет же, — бессвязно ответил Костя и протянул руку, чтобы выдвинуть ящик, — градусник он оставил на самом верху шуршащей кучи. — Я приболел немного, — объяснил Костя, засовывая градусник под мышку. — Температура.

— Так отпросись с работы и спать иди.

— Нет, — ответил Костя, вынимая градусник, который пищал, как голодный тамагочи. 34,3. — Ой, — он уронил градусник на клеенку. — Ночью повышенная была.

Внезапно Косте показалось, что холодильник шумит непростительно громко. Это был не смертельный, но очень раздражающий шум. Он словно настраивал мироздание на неправильную частоту.

— Скорую вызвать? — встревоженно спросила Диана, не привыкшая, видимо, что в семье Григорьевых болеет кто-то, кроме нее.

А за десять лет так оно и было.

— Нет, — ответил, еле ворочая языком, Костя. Тело при этом стало легким, точно воздушный шарик. — Я в полном порядке. Сейчас допью кофе, соберусь и поеду на работу. А ты иди спать.

— Я и так всю жизнь сплю, — ответила Диана, неловким движением поправляя клеенку.

Тонкие бледные пальцы рисуют бесформенные фигуры на скатерти. На безымянном пальце — вот оно, напоминание — обручальное кольцо.

Несмотря на спутанность сознания (Костя чувствовал себя рыбкой Дори, парящей на глубине и вовсе не касающейся дна), предметы фиксировались цепко, почти с фотографической точностью: надоевшая пепельница, чашки, и все словно подсвечено изнутри. Подсвечены изнутри были и Дианины глаза, прежде пустые, — появилось, определенно появилось в них какое-то выражение. Костя взмолился про себя, что это ему не почудилось, что это не слабость и предобморочное (шутка ли — 34,3. При такой температуре вообще живут, а?) состояние водят его за нос, выдавая желаемое за действительное. Диана дернулась было, чтобы встать, но, видимо, передумала.

— Тебе точно не вызвать скорую?

— Точно. Спи.