Экзистенциализм. Возраст зрелости

Марсель, как и другие экзистенциалисты, ощущает катастрофизм нашего времени. Одна из важных тем его философии, особенно в позднем творчестве, критика технократизма и бюрократизма. Он органично связывает и соединяет две темы: критику бюрократии и критику технократии и сциентизма. Технократия, сциентизация культуры и духовной жизни, с одной стороны, и бюрократия, с другой, – это две стороны отчуждения в современном мире.

Человек выбит из своей жизни, лишен своего жизненного мира. И он вводит свое знаменитое понятие (насколько в экзистенциализме и в конкретной философии вообще возможны «понятия») – «человек из барака». Это нам всем понятно и знакомо. Миллионы беженцев, людей вышибленных и растерянных. Люди бегут из Африки, из охваченных войной регионов Земли, от голода, нищеты. Марсель фиксирует этот феномен. Это предельно конкретное понятие становится у него предельно метафизическим. Человек, которого лишили его жизненного мира. Человек, которого вырвали из его почвы, из его среды, из его традиций и пытаются заменить какими-то словами, типа «социальные пособия, аграрные реформы». Чем-то предельно абстрактным, безликим. Человек из барака – это человек, вышибленный из своего жизненного мира. Столь характерный для катастрофы ХХ века. Главный архетипический персонаж современности. В каком-то смысле, сознаемся, мы все с вами оказываемся «людьми из барака».

Вот что стоит за словами «конкретная философия» и «неосократизм». Вот специфика марселевской религиозности. Поистине паскалевская, кьеркеговорская, августиновская, находящаяся в постоянной упорной оппозиции к неотомизму. Вся его философия – это постоянная героическая атака на объективность. На обесчеловечивающую субъект-объектность, на объективацию, как бы она ни называлась и ни проявлялась: сциентизация, технократизация, бюрократизация, тоталитаризм.

Он возвращает новый смысл и весомость таким понятиям как ощущение, например. Он считает, что в философии Нового времени это слово утратило свой смысл. И хочет вернуться к его добэконовскому, доновоевропейскому пониманию, выродившемуся и утерянному потом в эмпиризме. Ощущение – не просто форма познания какого-то объекта каким-то абстрактным субъектом, а то, что непосредственно связывает конкретного и уникального меня с миром. Мир – это не мир объектов. (Помните, у позднего Бердяева есть знаменитая книга «Я и мир объектов»?) Борьба с объективацией. Ощущение – это бытийный акт. Это не просто анонимный акт какого-то абстрактного гносеологического субъекта. Это то, через что я связан с миром, подключен к Бытию. Эти темы станут главными у Марселя: связь человека с бытием, – причем вот этого, живого, конкретного, непостижимого, незавершенного, повседневного, не обобщаемого принципиально человека, – связь этого человека с Богом, – не с абстракцией и формулой, а с живым Богом, с другими людьми. Тема сопричастности Бытию.

Теперь я кратко пробегусь по его философии. Вообще, признаться, рассказывать о философии Марселя – это всегда нелегко. И это было бы совсем безнадежным делом, если бы… Скажите, как можно изложить конкретную философию? Как можно изложить философию Сократа? У Сократа был метод, но не было учения; так же и у Марселя. Он принципиально подчеркивает методологию неверифицируемого. Философия антисистематичная, не подлежащая экспликации. Но один спасательный круг, помогающий мне, все же имеется. Есть, к счастью, одна нить Ариадны, за которую я могу, кое-как ухватившись, как-то рассказать вам о философии Марселя при всей сложности этой задачи. У Марселя есть такая особенность мышления, как любовь к оппозициям, антитезам. Вся его философия строится вокруг множества противоположных пар, антитез. И вот эти антитезы позволяют мне (хотя бы в дидактических целях и с учетом всей искусственности и упрощенности этого предприятия) немного «препарировать» его философию и преподнести ее вам хоть как-то.

Первая антитеза, самая фундаментальная, с которой обычно (и вполне оправданно) начинают изложение философии Марселя, это знаменитая пара (очень богатая, многоаспектная, плодотворная и хорошо подводящая итог всему нашему краткому курсу, о которой я люблю размышлять): тайна – проблема. Слово «тайна» даже, кажется, недостаточно сильное, по-французски это – «мистерия», таинство. Лучше и уместнее, кажется, говорить даже не о тайне, а более возвышенно – о таинстве. Одна из главных книг нашего героя так и называется: «Мистерия Бытия». Вот эта антитеза: тайна – проблема. При помощи этой пары мы сразу входим в очень многое у Марселя и в экзистенциализме в целом. Вообще, Марсель нам более знаком и понятен после Паскаля, Кьеркегора и многих других.