Экзорцист

Сильные мечники постоянно появлялись в рядах ордена, некоторые из них были даже гениальными, периодически рождались хорошие целители, но ни с кем не было так трудно, как с заклинателем. Если у послушника обнаруживались хоть минимальные способности, его уговаривали стать заклинателем, ведь доподлинно было известно, что те, кто обладают силой без особого обучения, непременно становятся особенными.

Артэм активировал свою первую печать в семь лет, причем не просто дал ей энергию, заставил письмена вспыхнуть – это он делал и раньше, в тот день он активировал и применил ее, создал самый настоящий щит и закрылся от мелких осколков разбитого стекла. Тогда он испугался хулигански брошенного в окно приюта камня, и этот страх активировал в нем то, что все это время рвалось наружу. Другой бы попытался закрыть лицо, закричал, заплакал, но не Артэм. Он даже подумать не успел, а его рука метнулась вверх и тут же вперед, раскрывая перед собой и малышами сияющий щит.

Стен никогда не обладал такой силой, более того, в начале его пути никаких способностей в магии в нем не наблюдалось, они появились много позже в процессе тренировок, медитаций и духовных практик. У его же сына был уникальный дар, который Стен не смел подавлять, хотя не раз взволнованно советовался с опытными заклинателями, пытаясь понять, как развить эти способности и в тоже время удержать их в неких безопасных рамках. Он занимался с сыном, и тем самым помог явиться на свет могущественному заклинателю.

В десять лет Артэм стал послушником, потому что отец подписал разрешение, в тринадцать стал экзорцистом, потому что Стен подписал приказ как епископ, вот только это не было просьбой сына – за него просили опытные заклинатели.

Это решение далось Стену нелегко. Если бы речь шла о допуске к экзамену любого другого молодого дарования, он бы с гордостью и радостью его подписал. Он бы даже не вникал, полагаясь на чутье опытных людей, но здесь речь шла о его ребенке. Он понимал, что Артэм талантлив, но слишком юн, чтобы открыто сражаться.

− Твой сын три часа держал восемь защитных печатей высшего уровня во время боя в Ксаме и даже не устал, − напоминал ему Рейнхард, посмеиваясь, − а ты тут сидишь и сомневаешься.

Разве можно было держать в послушниках дарование, которое одним из первых освоило печать Керхара, незримо участвовало в разработке и испытании новых техник? Как епископ он понимал, что подобное стратегически неверно, но как отец не мог закрыть глаза на то, что его сын оставался ребенком.

− Ты знаешь, что меня просят подписать приказ о твоем допуске к экзаменам? − спросил он у сына.

− Да, мне говорили, чтобы я был готов к сдаче, − спокойно ответил мальчишка, − но я еще не начинал.

Он оторвался от своих бумаг и посмотрел на отца:

− Ты его не подпишешь, да? − спросил он холодно, будто его не беспокоило это решение.

− А ты хочешь, чтобы оно было подписано?

− Мне все равно, − пожал плечами Артэм. − Разве по-настоящему что-то изменится от этого экзамена? Я сейчас участвую в разработках печатей, два-три раза в неделю попадаю на боевые задания, где мне дают свободы больше, чем положено послушнику. Так что изменится? Разве что мой статус на бумаге и жалование. Я все равно продолжу заниматься печатями в отделе разработок и ходить на задания в присутствии другого заклинателя. − Мальчишка еще раз пожал плечами. − Поступай, как сочтешь нужным. Мне все равно есть, чему учиться.

− Учиться есть чему всегда, − прошептал Стен, только теперь осознавая, что его сын уже давно не был послушником.

Экзамены были лишь формальностью, которая действительно ничего не изменит.

Бумага была подписана, и после экзамена Стен поспешил узнать, как все прошло у председателя комиссии. Заклинатель сразу скривился и тяжело вздохнул:

− Если бы я не видел его в деле, я бы подумал, что он просто дурачится, − признался он. − Да, он сдал, потому что он очень сильный заклинатель, прекрасно понимающий, зачем ему сила, но на экзамене он не проявил ни малейшей доли старания и не стал выкладываться даже наполовину своих возможностей.

− Мне он сказал, что для него этот экзамен ровным счетом ничего не меняет, − пожал плечами Стен, где-то в глубине души понимая сына.

− Это было слишком заметно.

Вечером Стен рассказал об этом Артэму.

− Они ведь поручились за тебя, поэтому им было трудно принять такое отношение.

− Они меня простят, − уверенно заявил мальчишка. − Иди сюда, я покажу, чем был занят последний год.

Подойдя ближе, Стен увидел странные печати. Это была невероятная смесь печатей Мендела, тех самых, что причиняли одержимым сильный вред, и печатей Керхара.

− Садись, тут беглого взгляда не хватит. Вот смотри, если начать активацию отсюда, то первым делом Тьму выбросит из одержимого, а потом уже печать начнет работать по кругу и…

Мальчишка умолк, заметив, что отец его не слушает. Стен был так поражен, что не мог ни говорить, ни слушать. Он только рассматривал сложные композиции из разнообразных символов.

− Даже если это работает, − с трудом начал он, − тут же нужны колоссальные запасы энергии.