– Я и не собирался… – Мой отец замолчал и вздохнул. – Вы с Хоуи собираетесь провести вечер вместе?
– Нет. Хоуи ушел с Ллойдом выпить.
– А что Хоуи?
– Он теперь в военно-морском флоте. Ты же знаешь.
– Но
– Телефон работает в обе стороны, сын. В обе стороны.
Возможно, отец посмотрел в окно и увидел остановившийся на парковке автобус. Сверкали аварийные огни, окрашивая снег в красный, а потом снова в белый цвет. Быть может, именно в этот момент почтенная седая женщина вошла в кафе и направилась к ряду телефонов-автоматов, открыла справочник и стала листать страницы.
– В новом году я постараюсь звонить почаще, – сказал мой отец, поворачиваясь спиной к женщине, потому что не любил, когда люди совали нос в его дела. – Но все время получалось, что мне нечего сказать.
Молчание. Долгое молчание.
– Папа? Ты еще здесь?
Лед зазвенел в стакане. Послышался смех – очередной комедийный сериал.
– Твоя мать любила поговорить, – послышался хриплый голос. – Но не я.
Отец моего отца сказал правду, хотя разговоры матери ограничивались слухами: у кого-то из соседей проблемы с выплатой аренды, кто-то трахается с чужой женой. Вещи, которые не представляли для моего отца интереса.
– Ну, – сказал мой отец, – с Рождеством.
За окном мерцали огни автобуса, и он вспомнил об искусственном дереве, которое наряжала его мать. Ангел на верхушке был в белом платье с желтыми пятнами от долгого лежания на чердаке. Год за годом пустое лицо ангела смотрело на них четверых, потом фигурка исчезала до следующего года. Наконец мой отец отбросил мысли о том ангеле, дереве, своей матери и даже об отце, который все еще его тревожил. Не нужно было звонить, решил он. Как и всегда.
– И тебе того же, – пробормотал отец и неловко попрощался.
Аппетит у отца исчез. Он принял решение вернуться домой на пустой желудок. Но, направляясь к парковке, он наткнулся на молодую женщину с длинными иссиня-черными волосами и невероятно худыми плечами, которая сидела на чемодане возле автобуса и прижимала толстый конец сосульки к щеке. Ее кожа была такой прозрачной, а черты лица такими тонкими, что отец усомнился – не привидение ли перед ним.
«
Женщина посмотрела на него, и отец спросил:
– Вам кто-нибудь влепил?
– Влепил мне? – Голос у нее оказался таким же мягким и хрупким, как и все остальное.
– Ну, в смысле,
– О нет. У меня ужасно болит зуб. Я путешествую с хором, наш дирижер вошел внутрь, пытается найти помощь. Мне казалось, что я сумею вытерпеть боль, пока мы не доедем, но с автобусом какие-то проблемы, и я даже не знаю, что теперь будет.
Мой отец подошел поближе, протянул руку и отвел сосульку от ее лица.
– Если это зубная боль, то боль в ваших нервах. Вы можете прижать к лицу весь лед мира, но не почувствуете себя лучше.
– В самом деле?
– Да. Но я могу вам помочь.
Добрался ли сломанный автобус с остальными девушками из хора до Гарлема? Как моя мать сумела убедить заботливого дирижера отпустить ее вместе с человеком, которого она встретила на парковке? Или боль была такой сильной, что она приняла одно из немногих опрометчивых решений в жизни: просто взяла свой чемодан и села в его машину, ничего никому не сказав? Я не знаю ответов на эти вопросы. Так или иначе, но менее чем через час после того, как он отвел сосульку от ее лица, отец вернулся в клинику с моей матерью. Рентген показал проблемы с корневым каналом. Отец был не таким уж хорошим дантистом и не мог сделать все необходимое в одиночку, но он удалил коронковую пульпу зуба, отсек мертвые ткани, что позволило ослабить боль и давление до того момента, когда этим смог заняться серьезный специалист.
В ту ночь в Окале, после того как мой отец поделился сокращенной версией этих событий со слушателями, моя мать заговорила в первый раз. Своим мелодичным голосом она сказала в микрофон:
– Мой рот был широко раскрыт, так что разговор пришлось вести Сильвестру. А это лучший способ дать мужчине влюбиться в тебя.