Экзорцисты

– Все это еще справедливо. Но наш обвиняемый теперь имеет так называемую временную метку на своем алиби. Возможно, Данны платили наличными, как и Линч. Но в отличие от Данна, который не смог показать квитанцию, Данны предъявили свою суду. На ней написано, что они купили бензин в час и четыре минуты ночи. Как раз в то время, когда живущие рядом с церковью люди сообщили, что слышали выстрелы.

Тогда я спокойно спросила, почему Данны так долго молчали. Все это уже обсуждалось во время моих предыдущих визитов сюда, но я снова задала вопрос, чтобы потянуть время, потому что чувствовала, что последует дальше. Все в той же мягкой манере, в которой он беседовал со мной в первую ночь в больнице, детектив Раммель еще раз объяснил, что ни один из Даннов долго не вспоминал о том вечере. Да и зачем о нем вспоминать? Однако все изменилось, когда миссис Данн открыла несколько недель назад газету, увидела фотографию мужчины и узнала его. Она долго на нее смотрела, а потом показала мужу, который сразу вспомнил странного мужчину из туалета, того самого, что спас собаку его жены в метель.

Когда Раммель закончил говорить, наступила тишина. Я думала о Коре, которая сопровождала меня и Роуз на беседы в полицейском участке, когда ее назначили моим социальным работником. Ей запрещалось на них присутствовать, и, хотя я могла попросить сделать перерыв для встречи с ней в любое время, я никогда этого не делала. Какая-то часть моего сознания хотела сейчас ее увидеть, хотя бы для того, чтобы услышать бессмысленное бормотание и оживленные заверения в том, что все будет хорошо. Но после ночи Хеллоуина Кора перестала заходить. Со мной снова работал Норман. Он сказал лишь, что иногда департамент охраны детства меняет свои решения.

– Ну, и что это значит? – спросила я.

– Что мы продолжим вести себя таким же образом до суда, – сказала мне Луиза. – Но наше дело будет гораздо более сложным. Как ты сказала, у нас есть улики в церкви, а также мотив. Данны – пожилые люди и могут оказаться ненадежными свидетелями, если мы начнем копать глубже. У кассира на заправке имеется судимость. Ничего серьезного – хранение марихуаны несколько лет назад. Однако мы сможем дискредитировать его в глазах присяжных. Но что еще важнее – наш свидетель. А когда девочка, потерявшая родителей, выйдет давать показания, когда ее палец укажет на Альберта Линча и она расскажет суду, что видела…

– Или подумала, что видела.

В течение нескольких месяцев эти слова ждали, запечатанные внутри, как птенцы в замурованных скворечниках из детства моей матери. Теперь, когда я их выпустила, наступила диковинная гудящая тишина. И в этом молчании стал слышен голос Дерека в коридоре, слова я не могла разобрать, но они оказывали на меня успокаивающее действие.

– Прости? – переспросил детектив Раммель.

– Или подумала, что видела, – уже немного тише повторила я.

– Что ты имела в виду, когда сказала: «Думала, что видела»? Мы обговорили каждую деталь того, что происходило той ночью, множество раз, Сильви. Мы взяли твой аффидевит, сделали соответствующее заявление в суд. И теперь всего лишь в двадцати милях отсюда за решеткой сидит человек – вот уже девять месяцев – и ждет суда. И все это на основании твоих слов.

Мое сердце под тонкой блузкой забилось очень быстро. Звук ш-ш-ш-ш стал громче, он заглушал мой собственный голос, когда я заговорила.

– Мне известно, что я вам говорила. Но было очень поздно. В церкви было темно. Я только что проснулась. И я очень боялась.

Раммель наклонился вперед, положил ладони на стол – те самые ладони, которые держали мои руки во время его посещений больницы, наполняли пластиковые стаканчики водой и поправляли подушки. Мне вдруг показалось, что они принадлежат другому человеку.

– Что именно ты хочешь сказать, Сильви?

– Я хочу сказать, что могла ошибиться, – ответила я, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами. – Может быть, я его не видела.

Луиза подошла ближе, и плечики снова переместились, когда она наклонилась вниз.

– Но, если это так, кардинальное изменение показаний очень серьезно, ведь раньше ты была совершенно уверена.

– Из-за того, что вы все сделали так, словно не сомневались, что это именно он. Я настаивала, потому что на меня давили, чтобы я дала правильный ответ, такой ответ, который всех устроил бы.

– Ты утверждаешь, что мы давили на тебя?

Я трясущимися руками вытащила свой дневник, открыла его и прочитала:

– «Нам лишь нужно добиться того, чтобы присяжные убрали его надолго и чтобы твои родители могли мирно почить после твоих показаний». – Я перевернула несколько страниц. – «Твои показания являются ключевой составляющей нашего расследования. Они смогут свести воедино все остальные улики». – Я перевернула еще страницу. – «Внутри церкви остались отпечатки мистера Линча. Мы знаем об угрозах твоим отцу и матери. Все улики показывают: он виновен. Но ты нам необходима, чтобы довести дело до конца, восстановить справедливость и честь твоих родителей. Разве ты не хочешь того же самого?»