Экзотики

— А-га! Гдѣ можно. А гдѣ нельзя? И въ католическую, и въ протестантскую ходите? Можетъ быть, иной разъ и въ синагогу заходите? Вездѣ, молъ, можно Богу молиться. Можно. Правда. Можно и въ своей комнатѣ молиться. Но это хожденіе по чужимъ храмамъ, киркамъ да костеламъ… ну, не по душѣ оно мнѣ. Уважаю англичанина за то, что ему въ нашей церкви молиться Богу и на умъ нейдетъ… Предложите, скажетъ: shocking. Да. Кочевники. Новые номады! Новые калмыки. Еще хуже. У тѣхъ свои кибитки, а у васъ и того нѣтъ.

— А вы? Вы! Адріанъ Николаевичъ! Каждый разъ я вамъ это повторяю. Покажите примѣръ собой.

— Я… Что я… Я временно… По неволѣ,- вдругъ задумчиво отозвался онъ. — Вотъ скоро уѣду, куплю имѣніе въ Чухломѣ, и буду пахать.

— Я это давно слышу… — разсмѣялась Эми, и прибавила серьезно:- Но, однако, довольно спорить, Адріанъ Николаевичъ. О дѣлѣ моемъ подумайте. Я голову теряю.

И лицо Эми стало сразу грустнымъ.

— Что-жъ… Вижу, что теряете, потеряли. Но, повторяю: поздно. Что я могу сдѣлать! Я его не знаю, и за него ни говорить, ни дѣйствовать не стану. Одно скажу — не кидайтесь. Обождите. Осмотритесь. Не губите себя поспѣшностью. Мы живемъ на свѣтѣ одинъ разъ. Подумайте объ этомъ. Одинъ разъ, выѣхать погулять на свѣтъ Божій изъ вѣчной тьмы, да тотчасъ сломить себѣ шею. — Помолчавъ, Рудокоповъ прибавилъ:- Дайте мнѣ три дня сроку. Можетъ быть, я что-нибудь и надумаю.

XIII

На слѣдующій день, около полудня, Дубовскій останавливался у подъѣзда одного изъ большихъ домовъ улицы Taitbout. Это былъ, однако, не отдѣльный отель или барскій домъ, а простой домъ съ нѣсколькими квартирами въ четырехъ этажахъ. Только подъѣздъ этотъ сбоку былъ отдѣльнымъ, и велъ въ отдѣльную большую квартиру, занимавшую весь белъ-этажъ.

Здѣсь жилъ Герцлихъ, у котораго было, по свѣдѣніямъ биржи, пятнадцать милліоновъ въ однѣхъ французскихъ бумагахъ. А говорили, что ихъ собственникъ имѣетъ замки, виллы въ Германіи и земли въ Россіи.

У барона Герцлиха были банкирскія конторы въ Парижѣ, Берлинѣ, Вѣнѣ, Лондонѣ и Константинополѣ. Баронъ, 60-лѣтній человѣкъ, но бодрый, сильный, всегда здоровый, всегда въ хорошемъ расположеніи духа, но всегда спокойный, даже невозмутимый въ своемъ хладнокровіи, былъ хорошо извѣстенъ во всѣхъ столицахъ Европы. Въ Парижѣ, гдѣ онъ поселился и жидъ почти безвыѣздно послѣднія десять-двѣнадцать лѣтъ, онъ былъ извѣстенъ какъ крупный, искусный и счастливый финансистъ, но былъ равно извѣстенъ какъ «чистый» человѣкъ и добрый человѣкъ.

Знаменитая и пресловутая Панама захватила, замарала и погубила не мало изъ его товарищей, но не могла не только зацѣпить, но даже коснуться барона, его дѣлъ и его репутаціи.

Дубовскій встрѣтилъ Герцлиха въ передней во фракѣ, въ бѣломъ галстухѣ и бѣлыхъ перчаткахъ. Среда, къ которой принадлежали Загурскій, Герцлихъ, да и самъ Дубовскій, въ срединѣ зимы въ Парижѣ рѣдко бывали въ сюртукахъ и черныхъ галстухахъ.

Герцлихъ, увидя Дубовскаго, почему-то обрадовался и не только не объявилъ, что онъ спѣшитъ, а объявилъ, что радъ, если Дубовскій заставитъ его остаться дома, такъ какъ онъ ѣдетъ на оффиціальный скучнѣйшій завтракъ.

— Тамъ, какъ и вездѣ, будетъ тоска безумная! Пожалуйте. Мы проведемъ часъ или полтора гораздо пріятнѣе у меня.

Дубовскій остался и объяснилъ, что его дѣло собственно въ двухъ словахъ: не знаетъ ли баронъ адреса Френча?

Баронъ обратился съ тѣмъ же вопросомъ къ своему камердинеру, а тотъ сейчасъ же сбѣгалъ въ переднюю и, найдя въ записной книгѣ требуемый адресъ, принесъ его написаннымъ на листвѣ. Дубовскій взялъ листокъ въ руки и сталъ машинально вертѣть въ рукахъ.

— Знакомы ли вы, Владиміръ Ивановичъ, съ новымъ министромъ финансовъ?.. Вѣдь вы всѣхъ знаете въ Петербургѣ… Я бы тогда обратился къ вамъ съ просьбой, важной для моихъ… скажу даже — для «нашихъ» съ вами дѣлъ, или дѣла о выкупѣ въ казну… — Герцлихъ не договорилъ и прибавилъ: — Что съ вами?

Дубовскій, прочитавшій адресъ на листкѣ, сидѣлъ пораженный. Улица была — его улица, Avenue de Wagram. Но этого мало. Нумеръ его дома былъ четный, а нумеръ дома англичанина нечетный, но стояли оба дома окно въ окно. Дубовскій вдругъ испугался.

«Что же это? — подумалось ему. — Это ужъ не ловкачъ, это, пожалуй, мастеръ-виртуозъ. Оставалось только нанять квартиру въ одномъ этажѣ съ нами, да въ каменной стѣнѣ проломать потайную дверь, да и бывать у Любочки въ гостяхъ, когда вздумается».

Видя смущеніе Дубовскаго, Герцлихъ, конечно, освѣдомился, въ чемъ дѣло и что такое тревожитъ друга. Этотъ сталъ отнѣкиваться, говорить, что «ничего особеннаго — пустяки», но баронъ мягко, добродушно, съ оттѣнкомъ искренняго сочувствія, заставилъ его подумать, что одна голова хороша, а двѣ лучше.

Онъ зналъ барона Герцлиха давно, игралъ на биржѣ, такъ сказать, подъ его попечительствомъ, и наивно ожидалъ сдѣлаться богатымъ человѣкомъ, благодаря совѣтамъ барона, которымъ, однако, зачастую не слѣдовалъ, увлекаясь въ пылу игры. Многое, о чемъ они совѣщались и что предпринимали, оставалось въ тайнѣ между ними. Что же изъ того, если у нихъ явится еще одна тайна — нелѣпое увлеченіе Любочки?