Экзотики

Когда-то, около двадцати лѣтъ назадъ, молодая дѣвушка лѣтъ семнадцати, дочь учителя, обрусѣлаго нѣмца, съ фамиліею Шмидтъ, кончила курсъ въ московскомъ пансіонѣ, гдѣ отецъ давалъ уроки, и тотчасъ же поступила гувернанткой въ домъ пожилой княгини-вдовы, жившей въ глуши приволжской губерніи. Пробывъ здѣсь съ полгода, она при посредствѣ стариннаго пріятеля отца перешла на другое мѣсто прямо въ Петербургъ. Здѣсь она попала въ среду полу-русскую, полу-нѣмецкую, гдѣ были и богатые негоціанты, и видные чиновники.

Благодаря красивому лицу и извѣстной доли кокетства, въ особенности благодаря чрезвычайной скромности, не природной, и искусно сыгранной, она всѣмъ нравилась: и мужчинамъ, и женщинамъ, и старымъ, и молодымъ.

Обладая отъ природы умѣньемъ нравиться, она развивала и изощряла въ себѣ этотъ даръ, ожидая, что онъ, какъ капиталъ, принесетъ проценты.

И у юной Юліи Шмидтъ тотчасъ же явились поклонники, въ числѣ которыхъ даже оказались два преображенца, — одинъ собственникъ банкирской конторы и одинъ директоръ хозяйственнаго департамента.

Однако эти поклонники вскорѣ поставили ее, въ качествѣ гувернантки и компаньонки при взрослыхъ дѣвушкахъ, въ неловкое положеніе. Мать этихъ дѣвушекъ косо смотрѣла на подобнаго рода успѣхи своей гувернантки. Вдобавокъ дочери ея были очень дурны собой, а Юлія была красива.

Вскорѣ пришлось покинуть мѣсто и взять другое. Здѣсь, въ этой новой семьѣ, старшій сынъ — отчаянная голова — влюбился въ Юлію, хотя она въ этомъ была нисколько не виновата. Произошла цѣлая исторія. Отецъ молодого человѣка почти выгналъ ее въ одинъ прекрасный вечеръ, и она очутилась въ какихъ-то грязныхъ меблированныхъ комнатахъ.

Недѣли двѣ или три она искала новое мѣсто, нашла его у нѣмцевъ-негоціантовъ и послѣ сравнительно избраннаго общества, гдѣ были гвардейцы и attachés d'ambassade, она попала въ среду торговыхъ агентовъ, путешествующихъ приказчиковъ, магазинщиковъ.

Не прошло года послѣ ея пріѣзда въ Петербургъ, какъ она чувствовала уже, несмотря на молодость, какую-то крайнюю усталость отъ подобнаго рода жизни. Она ясно видѣла, что гувернанткой быть не можетъ. Лучше сдѣлаться самой приказчицей, кассиршей или чѣмъ-либо, гдѣ явится относительная самостоятельность, гдѣ не будутъ отъ зари до зари понукать, попрекать и по первому поводу выгонять на улицу, какъ горничную.

За это время, съ самаго пріѣзда въ Петербургъ, около Юліи былъ пожилой уже человѣкъ подъ пятьдесятъ лѣтъ, который былъ знакомъ съ ея отцомъ съ юношества. Когда-то оба были вмѣстѣ въ петербургской нѣмецкой школѣ. Это былъ нѣкто г. Фуртъ, который, покуда Шмидтъ давалъ уроки рисованія, занялся торговлей и сталъ почти однимъ изъ главныхъ оптовыхъ поставщиковъ Петербурга и провинціи, по одной спеціальности — аптекарскіе товары.

Вѣроятно дѣло это было выгодное, такъ какъ у Фурта явилось состояніе, явился собственный домъ въ Петербургѣ. Къ пятидесяти годамъ онъ бросилъ торговлю, сдѣлался видной личностью въ средѣ германской колоніи и, ничѣмъ не занимаясь, жилъ доходами.

Вмѣстѣ съ этимъ онъ уже не былъ, какъ прежде, г. Фуртъ: онъ былъ баронъ Фуртъ-фонъ-Вертгеймъ. И было не мало людей, которые удивлялись этому превращенію и недоумѣвали, откуда вдругъ явилось баронство и вторая фамилія. Однако это было вѣрно. Фуртъ устроилъ это дѣло въ Остзейскомъ краѣ и во всякомъ случаѣ по бумагамъ своимъ сталъ числиться такъ. Говорили, что бездѣтный родственникъ формально передалъ ему титулъ и имя.

Когда юная дочь друга Шмидта явилась въ Петербургъ, баронъ Вертгеймъ занялся ея судьбой, часто видѣлся съ ней и при всѣхъ ея треволненіяхъ, перемѣнахъ мѣстъ и всякихъ бѣдахъ былъ всегда около нея, утѣшалъ ее и помогалъ всячески. Не будь барона въ Петербургѣ, Юлія окончательно пропала бы.

Молодая дѣвушка сознавалась себѣ, что этотъ покровитель ей антипатиченъ и внѣшностью, да отчасти и характеромъ. Это былъ маленькій, худенькій человѣчекъ, крайне некрасивый вѣроятно и въ молодости, а теперь ему было уже полъ-столѣтія. Онъ былъ недалекій, необразованный, практическій человѣкъ, кругозоръ котораго кончался дальними улицами Петербурга. Жизнь прошла въ томъ, чтобы скопить капиталъ и купить домъ на Васильевскомъ Островѣ, а затѣмъ начать копить, чтобы купить другой домъ на томъ же Васильевскомъ Островѣ.

Женатъ Фуртъ-фонъ-Вертгеймъ не былъ, жилъ одиноко. Онъ боялся женитьбы, да и не до того ему было, некогда было объ этомъ думать.