El creador en su laberinto

Через пару дней после убийства Хинмана к ранчо Спэн подъехал чёрный автомобиль. Я не помню марку, но обычно на таких машинах разъезжают федералы. Или кто-то вроде них.

К тому моменту ранчо превратилось в настоящую крепость. Мы поставили частокол, оборудовали укрытия для стрельбы. Среди нас были парни, побывавшие во Вьетнаме… не уверен, кстати, докопалось ли до этого следствие. Но это правда. В общем, мы знали, как воевать — на случай атаки «Чёрных пантер» или кого-то ещё.

Так вот, я в тот день стоял в дозоре, и мне сразу не понравился автомобиль. Я не видел его на дороге вдалеке, хотя она отлично просматривалась с моей позиции. Машина словно выскочила из-за деревьев, что скрывали один из поворотов. Странное дело.

Из тачки вышли мужчины в чёрных костюмах. Я подумал, что они и правда из ФБР. А потом услышал их диалог с Мэнсоном. Эту беседу не скрывали: говорили прямо во дворе ранчо, перед домом.

— Не нужно убивать чёрных.

— Пришлось. — ответил Мэнсон, причём таким тоном, будто перед этими людьми и правда должен был отчитываться.

— Это нарушает подготовку к Хелтер Скелтер, мистер Мэнсон. А она и так шла слишком медленно, и вы об этом знаете. Более того, вы в этом виноваты. Ваши проповеди слышит слишком мало людей. Вы неубедительны. Вы не справляетесь с заданием.

Эти мужики выглядели очень стрёмно. Знаете, говорят: «каменное лицо»? А у них лица выглядели не каменными, скорее резиновыми какими-то. Я видел ветерана Вьетнама, у которого вся рожа обгорела, кожу на неё пересаживали с задницы. Примерно такое же впечатление.

А ещё в их машине играла музыка. Одна песня «битлов», раз за разом, по кругу. Угадали, какая? Конечно же: Helter Skelter.

— И что теперь? — Чарли не на шутку разволновался, я никогда его таким не видел. — Всё откладывается? Или… что?

— Мы меняем план. Вы сами осложнили ситуацию, из неё придётся как-то выпутываться. Но это будет уже не вашей заботой. Ожидайте замену.

— Когда?

— Скоро.

Они сели в машину и уехали. Чарли никто ни о чём не спросил, даже я. А через неделю или около того случилась хрень, о которой вся моя история.

Мне той ночью не спалось почему-то. Просто не шёл сон, хотя я не был под амфетамином или чем-то подобным. Так что пришлось вылезти из-под Бетти, спуститься вниз. Думал: глотну чуть пивка, станет лучше. Жаркий был день, а ночь выдалась душной. Самая середина лета.

Выпил две бутылки, но в сон всё равно не клонило. Взял ружьё (Мэнсон запрещал выходить из дома без пушки), тихонько открыл забаррикадированную на ночь дверь, пошёл на прогулку под звёздами.

А теперь можете назвать меня психом, но всё было именно так.

Я ведь говорил, что верил в инопланетян и всё такое прочее. Но верить — это одно. Мэнсон был прав в том, что мы ведомы верой, а не видением. Потому что, увидев происходящее в дворе, я чуть не обосрался.

Не было никаких звуков. Абсолютная тишина, только цикады стрекотали. А вот звёздного неба над головой я не увидел. Нет! Прямо над ранчо Спэн висел огромная, мать её, летающая тарелка. Самая настоящая. Исполинский круглый корабль размером чуть ли не с футбольное поле, стань оно круглым. Его днище было усеяно мелкими огоньками, которые теперь светили вместо звёзд.

Оно просто висело прямо надо мной, над всем ранчо, как потолок. Едва-едва не касалось крыши. И совершенно беззвучно.

Я не знаю, как убедить вас в правдивости этого рассказа. Могу поклясться отцом и матерью, но я никогда их не любил, и это взаимно. Могу положить руку на Библию, но я не верю в то, что там написано. Или на Конституцию США, но я слишком часто в своей жизни нарушал закон, чтобы это было серьёзным жестом.

Во дворе, над которым висело НЛО, стоял Мэнсон. Безоружный и абсолютно голый. А ещё там были те самые люди в костюмах, с резиновыми лицами. В днище летающей тарелки открылся люк, и оттуда само собой спустилось что-то. Нечто вроде гроба или просто большого ящика.

Дальше началась совсем уж дичь.

Люди в чёрном подняли крышку саркофага и вытащили оттуда… другого Мэнсона. Я клянусь, точно такого же, как прекрасно знакомый мне Чарли. Тоже голого и какого-то… ну, полуживого, что ли, однако он постепенно приходил в себя.

А наш Чарльз Мэнсон забрался в этот гроб на его место. Крышку опустили. Саркофаг оторвался от земли и отправился обратно, в чрево треклятой тарелки.

Как я могу описать свои чувства? Это трудно понять.

Представьте, будто вы не можете избавиться от мысли, которая вам самому-то часто кажется бредом. Но она просто засела в мозгу навсегда, и рациональной части сознания никак это дерьмо не вытравить. Никто вокруг вам не верит. Вы не верите сами себе, иной раз считаете себя самого поехавшим.

И вот однажды вы убеждаетесь: это правда, это сраная правда. От и до. Всё, сука, устроено именно так! Вы не ошибались! Мать моя женщина… это было ужасное чувство. Лучше уж умереть в сомнениях, чем внезапно убедиться в правдивости такого. Это опустошает.