Когда она приблизилась к дому, Мариу стоял на крыльце. Брат посмотрел на Кристину и улыбнулся краешком губ, хотя глаза при этом беспокойно бегали по лицам собравшихся людей. Кивнув, Мариу развернулся и скрылся в доме.
Толпа осталась на месте.
Кристина взглянула на собравшихся и поразилась тому, насколько же они одинаковы – измученные лица с горящими глазами надежды.
– Уходите, – сказала она. – Не мешайте нам жить.
Показалось, что просьба осталась неуслышанной, но постепенно люди принялись разбредаться. Словно механические фигурки с часовой башни, которые отбили положенное и теперь прячутся до следующего выхода.
Кристина проводила их взглядом, а затем зашла в дом. Прохлада, неведомым образом научившаяся выживать внутри, избавила от последних остатков липкой паутины уличной жары. Кристина закрыла глаза и вздохнула полной грудью.
Мариу она нашла в его комнате. Сквозь забитые и занавешенные окна свет просачивался тусклыми ручейками. Брат сидел на полу, укутавшись в тёмную хламиду, заменявшую ему одежду. Даже дома он скрывал уродство собственного тела.
– Что они хотели от тебя? – спросила Кристина.
– Они звали меня на карнавал, представляешь?
Кристина не представляла. Зачем Мариу понадобился им сейчас? Может быть, они решили, что в такие трудные времена, когда несколько лет продолжается засуха, необходимо присутствие всех? Может быть, они считают, что на празднике урожая им требуется больше молящихся? Может быть…
Нет! Этого не могло быть! Они не могли вспомнить о Нубейру!
– Зачем они звали тебя? – Кристина подалась вперёд, ближе к брату, ловя не только его слова, но и движения.
– Ты знаешь, – сказал он. – Ты ведь у меня умница, сестра. И только я тяну тебя в пропасть. Так будет лучше…
– Не смей!
Кристина сделала ещё шаг к брату, но сумела удержать руку, готовую отвесить пощёчину. Это не выход. И если уж кого-то бить, то не Мариу – слабого, больного и обречённого на страдания ещё при рождении.
Улица встретила всё той же сахарной патокой. Грудь сдавило, вытравливая прохладу. В голове помутилось, и всё вокруг расплылось привычным маревом. Словно выходишь из одного мира в другой. Каждый раз эта граница между убежищем дома и опасностью реальности выбивала Кристину из колеи. Требовалось время, чтобы адаптироваться.
Однако сегодня лишь секунду она простояла, держась за перила, а затем бросилась вперёд в поисках толпы, которая недавно окружала её дом.
Безуспешно.
Вместо безликой массы её встречали жители города. И хотя каждый отводил взгляд, едва Кристина встречалась с ним, но и она сама не находила слов. Высказать всё, что думаешь, в лицо толпе, казалось проще, чем общаться с личностями.
Наконец ей удалось пересилить себя. На крыльце дома Рамона сидел он сам, его родители и жена, качавшая детей.
– Привет тебе, – сказал Рамон. В отличие от многих, он посмотрел Кристине прямо в глаза.
– Здравствуй, Рамон, – сказала Кристина, и тотчас на языке завертелась капля яда, требующая жертву. – Здравствуйте, почтенные родители. Здравствовать и твоей жене, и потомству. Не здравствовать только брату моему, Мариу. Ведь вы хотите принести его в жертву, чтобы Нубейро пришёл и принёс вам радость. А потом можно и забыть о моём брате. Ведь все будут сыты и довольны. Но почему именно Мариу, а не один из твоих детей?
– Ты не понимаешь, о чём говоришь, женщина! – Рамон встал, и взгляд его сверкал.
– El dumbass mas grande en el mundo, – выпалила Кристина. – Это ты ничего не понимаешь в этой жизни!
Она уже готовилась расцарапать ногтями ненавистное холёное лицо, чтобы оставить память о разговоре. Это ничего бы не изменило, но могло на время прогнать ощущение бессилия.
И бросилась бы, но тут кто-то мягко взял её за руку. Обернувшись, Кристина увидела отца Хуана. Священник качал головой и шептал успокаивающие слова. Гнев в одно мгновение испарился, пролившись слезами.
Поддерживаемая священником, не видя ничего из-за пелены, застилавшей глаза, Кристина позволила себя увести.
В церкви царила прохлада, хотя свет, лившийся из верхних окон, заполнял собой всё пространство. Однако природа той прохлады казалась иной, чем дома. Там всё дышало свободой и безопасностью, здесь же – смирением и благочестием.
Всё то время, пока Кристина приходила в себя, священник не трогал её. Исполнял нехитрый ритуал по уборке, готовясь к вечерней службе. Население Эль Пунто посещало церковь не так усердно, как хотелось отцу Хуану, но человек сорок-пятьдесят каждый вечер собирались здесь.
Вспомнив об этом, Кристина почувствовала внутри зарождающуюся надежду.
– Вы знаете, что они задумали? – спросила она.
– Плох тот священник, что не знает помыслов и устремлений своей паствы, – ответил отец Хуан.
– Вы остановите их?
– Боюсь, ты не совсем верно понимаешь происходящее, – священник спустился с амвона и подошёл ближе. – Это не история Каина, Авеля и жертвы, которая угодна богу. Мы говорим о спасителе, который собирается пожертвовать собой, чтобы искупить наши грехи и принести благословение.
– Ложь! Мой брат ни за что бы…