Эланус

«С тех пор я постоянно размышляю о том, стоит ли кому-нибудь об этом рассказать или не стоит, но это так тяготит меня, что я не могу больше удерживать это в себе. И я подумал, что так как Вы являетесь ректором этого университета, то Вы должны знать об этом. Вероятно, все довольно безобидно и не имеет ничего общего со смертью доцента Лихтенбергера, в любом случае, я хотел бы на это надеяться. Я был бы очень рад, если бы Вы смогли назвать мне время, в которое я мог бы прийти в бюро для личного разговора с Вами. Еще раз благодарю Вас за то, что Вы пригласили меня учиться в

Вашем университете и за одобрение моей стипендии.

С сердечным приветом!

Йона Вольфрам»

В общем письмо воспринималось мило и безобидно. Если что, то для Шраттера у него имелась отговорка, что ему всего лишь семнадцать лет. Если ректор отреагирует на наблюдения Йоны резко, то предстанет как простая ошибка. Недоразумение.

Он нажал на «отправить». Чувство сомнения в его животе исчезло – дело было сделано. Отправленные письма не возвращались.

После этого Йона все-таки прилег на кровать – может быть, ему удастся немного поспать. Он отдохнул, а позже все-таки решил отправить Элануса на охоту за новыми снимками. В любом случае он подождет окончания ужина, поскольку в этот раз он был интересным: Керстин не могла остановиться, рассказывая слухи, которые роились вокруг смерти Лихтенбергера.

– Кто-то сказал, что у него были долги, да еще и очень крупные, – сказала она и нанизала кусочек жаркого на свою вилку. – Скорее всего, банк хотел наложить арест на его дом, но сейчас не будут выплачены даже деньги по страхованию жизни, так как это было самоубийство. – Она в наигранном раздумье посмотрела на свою тарелку. – Его жена сейчас, должно быть, в отчаянии.

Такой она точно не выглядела, подумал Йона. Немного затравленно, это да. Но людей, находящихся в отчаянии, Йона представлял себе как-то по-другому.

– Что еще говорят? – поинтересовался Мартин.

– Все остальное выглядит сплошной фантазией. – Керстин пожала плечами. – Что он не сам себя убил, а кто-то другой. Но он же повесился, а это известный классический метод самоубийства, не так ли?

Йона согласно кивнул, хотя не имел на самом деле никакого понятия. В новостях это чаще всего комментировалось так: Никаких следов внешнего воздействия. Тело Лихтенбергера однозначно будет подвергнуто исследованию, и тогда станет все ясно.

– Сегодня рыдали все на каждом углу, – продолжила Керстин. – Даже девочки, у которых он не преподавал. Но он был так мил. – Она закатила глаза: – Н-да, но не мой тип. – Она посмотрела вопросительным взглядом на Йону.

– А ты думаешь, что мой? – Он покачал в ответ головой. Керстин все больше и больше действовала ему на нервы, как, впрочем, и вся семья. Этот Мартин с его призывами к родственным чувствам, Сильвия со своей рассеянностью, Керстин с ее склонностью к болтовне.

Быть любезным с тем, кто тебе не нравится, промелькнуло у него в голове, и он заметил, что улыбнулся.

– Еда была великолепна, – обратился он к Сильвии. Пункт один. – И интересная беседа, я считаю. – Пункт два. – Могу я помочь убрать посуду?

Когда он спустя пятнадцать минут поднялся к себе в комнату, он чувствовал себя действительно воодушевленным. Может, помогли упражнения Марлен? Или ему нравилось иметь с ней что-то общее?

Интересно, что она сейчас делает? Что-нибудь учит? Или проводит уютный вечер в кругу друзей? А где она, собственно говоря, живет? И есть ли у нее парень?

Йона вынул чемоданчик из-под кровати. Эланус, скорее всего, может дать ответы на некоторые из этих вопросов, если повезет. Но… Внутренне он противился тому, чтобы тайно наблюдать за Марлен, хотя он вообще не понимал почему. Дело было, в любом случае, не в том, что он боялся, что она во второй раз обнаружит Элануса – на этот раз он не покинет свой пост возле ноутбука ни на секунду.

Но он хотел, чтобы она сама рассказала ему то, что была готова рассказать. Он охотно завоевывал внимание Линды нечестным путем, но в случае с Марлен это казалось ему неправильным.

В любом случае, были и другие потенциальные объекты для наблюдения. Этот Хендрик, например. И… как звали этого студента из России? Да, Сергей.