Эланус

И может быть, богатым были известны некоторые вещи, скрытые от обычных студентов. Эти вещи он мог бы исследовать уже сегодня после обеда, если Хельмрайхи оставят его в покое. Тогда он мог бы попытаться получить более или менее понятные аудиозаписи.

Шум. «…ции». Затем снова шум.

Йона поправил соотношение высоких частот и басов. Затем проиграл это место еще раз, но уже медленнее.

«…нескоординированные акции…»

Так вот как это звучит. Он записал оба слова в блокнот и продолжал слушать запись. Двенадцать секунд сплошного шума, из которого он выловил один раз слово бессмыслица. Затем последовала почти понятная фраза.

«… Конечно… тит, … только вопрос …»

Новые правки. Повтор.

«Конечно, кто-то это заметит, это только вопрос времени».

Йона нажал на паузу и записал эту фразу. Только вопрос времени, пока кто-то это заметит. Он почувствовал, как напряжение внутри него стало нарастать. Может быть, Шраттер выдаст себя в следующей фразе. Или дальше.

Но далее был слышен один шум.

«…больше нельзя сохранять» – это была следующая понятная фраза, а вернее, только ее часть. – «Из-за вашей глупости!»

Здесь ректор действительно говорил очень громко. Последнее слово он буквально прорычал.

Его поведение никак не подходило к тому описанию Шраттера, которое Йона услышал сегодня от Марлен. Приятный, дружелюбный человек. Ничего подобного.

Хотя даже в своей собственной семье у Йоны был человек, в котором нельзя было с первого взгляда распознать подлеца. Дядя Бернд. Врач, довольно успешный и любимый людьми, которые знали его лишь поверхностно. Те же, кто уже имел счастье с ним познакомиться близко, старались обойти его за километр, если им доводилось повстречать его на своем пути.

Несдержанный, несправедливый и не терпящий возражения. Он охотно мог бросить стул через всю комнату, если у него было такое желание. Йона сам это видел. Ему тогда было семь лет, и он проплакал в машине всю обратную дорогу домой. Долгие годы после этого случая он успешно избегал дальнейших встреч с рычащим братом своего отца.

Вероятно, Шраттер был из этого же числа. Дружелюбным до тех пор, пока все происходило так, как он себе представлял. И ужасно безумным, как только все было по-другому.

…больше нельзя сохранять, из-за вашей глупости…

Постепенно в голове Йоны зарождалось подозрение. Что-то нужно было сохранить. Что именно? Возможно, речь шла о репутации университета, доверии студентов и их родителей. Хм. Вполне возможно, что гнев Шраттера был связан с событиями последних дней. Была ли сама мысль о том, что Лихтенбергер совершил самоубийство, тем, что необходимо было сохранить?

Если преподаватель действительно убил себя не сам, то тогда Йона слишком хорошо осознавал, почему Шраттер так реагировал. Убийство в стенах учебного заведения сразу же уничтожило бы хорошую репутацию университета им. Виктора Франца Хесса.

Тогда хватило бы даже непредумышленного убийства.

Совершенного тем, кто был склонен к приступам ярости?

Стоп, сказал он себе, стоп. Это все слишком поспешные выводы. Как-никак полиция расследовала смерть Лихтенбергера, и до сих пор еще никто не появился в университете, чтобы сообщить об убийстве. Если бы это было так, Керстин стопроцентно уже узнала бы и часами говорила бы только об этом.

В университете собралось много умных людей, но скрыть убийство под самоубийством так, что ни полиция, ни судебная медицина не смогли бы это раскрыть, было довольно сложным делом. Да еще если это было самоубийство через повешение.

Йона включил запись дальше. Полминуты не было слышно ничего, кроме шума. Вероятно, в это время говорил кто-то другой, кто, к сожалению, не был склонен рычать так громко, как ректор. Но затем снова послышался голос ректора, уже не так громко, как раньше, но достаточно для того, чтобы Йона смог с трудом распознать некоторые слова.

«…что она больше знает, чем необходимо…»

Она. Женщина, которая знала о том, что же произошло на самом деле. Йоне сразу же пришла в голову вдова Лихтенбергера. Десять тысяч евро – это была плата за молчание? Если да, то они были довольно скупы. Стала бы женщина покрывать смерть мужа за такую сумму? Йона попытался представить себе это.

Если у нее была нужда в деньгах, то да, наверное.

И еще, если она и без этого не особенно его любила.

Оба этих варианта Йона не мог оценить. Он знал только, что не хотел быть втянутым во все эти дела. Об этом стоило подумать, прежде чем он начал шпионить за другими людьми с помощью дрона.

Так, дальше. Шум. Шум. А потом:

«…никогда не могла держать рот на замке. Мы это знаем…»

И снова непонятно, о ком шла речь. Может быть, о Беате Лихтенбергер, а может быть, об Андреа Гиллес или о совершенно другом человеке.

Йона знал только одно: он был ужасно рад, что не выдал Шраттеру имя Линды.

15

Йона надеялся, что ему удастся скрыться в своей комнате, но Мартин привлек его к небольшим работам по дому. Держать лестницу во время смены лампочки. Заделать штукатуркой дыру в перегородке. Сгрести в кучи листву в саду.