И такие чувства, судя по всему, разделял не я один. Горыныч, увидев святотатственные действия ацтека на величайшем из произведений российского эксперта-криминалиста, решил данную несправедливость устранить, своим, магическим способом удалив с листа сделанные мастером поправки. Сказав, что сейчас всё восстановит, Ахтармерз закрутился на месте, сплетая косичкой все три свои головы. Наш малолетний маг сначала изменил окраску на ярко-лиловую. Затем от него полетели такого же цвета искры вместе с перьями камуфляжа, а кончились все эти манипуляции тем, что лист бумаги с остатками чертежей просто вспыхнул, как порох.
– Ой, простите. Я заклинание перепутал, – растерянно проговорил Горыныч, глядя на оставшуюся от поповского шедевра кучку пепла. – Заклинания реставрации и дистанционной аннигиляции всего-то одним словом и различаются…
– Спасибо, – не слушая его объяснений, обреченно проговорил Андрей.
– Ну я же говорю, что просто ошибся, – почти заплакал наш трехглавый третьеклассник. – В одном…
– Да ладно, всё нормально, – успокоил Ахтармерза омоновец и повернулся к Андрюше. – Поп, в натуре, хватит ребенка мучить. Мы и без этих твоих чертежей обойдемся. Язык на что? Объяснишь.
Но для того чтобы кому-то чего-то объяснить, нужно было кого-нибудь поблизости найти. Все мастеровые этого квартала, высыпавшие было на улицу, едва наше каноэ пристало к берегу, вдруг куда-то исчезли. Видимо, совокупность принятых Ваней мер по пресечению актов вандализма и демонстрация Горынычем зачатков магии оказались слишком сильным раздражителем для психики местных трудяг. Вот они и попрятались кто куда, оставив нам на растерзание бездыханного коллегу по промыслу и конкурента соответственно.
Поскольку при всём богатстве выбора альтернативы у нас не оставалось, пришлось приводить в чувство имеющегося в наличии ацтека. Сделать это оказалось непросто. То есть очнулся он при помощи Жомова и горшка холодной воды из речки довольно быстро, но вот на ноги подниматься никак не собирался, называя омоновца Мишкоатлем, а Андрюшу с какого-то перепугу величая Шиутекутли, или Толстым богом. На последнее название Попов обиделся и попросил омоновца еще раз тюкнуть мастерового по темечку, но Ваня отказался. Дескать, опять ацтека в чувство приводить – только время терять. И вообще, наш криминалист должен радоваться, что его богом назвали. Пусть и толстым. Так оно даже солиднее.
В общем, времени и сил на мастерового мы затратили немало и в итоге вынудили его разговаривать с нами человеческим языком, но толку от этого не получилось никакого. Ну не удавалось Попову никак объяснить ацтеку, что такое колесо и с чем его едят. Цилиндр как таковой мастер себе прекрасно представлял, тем более что у него этих цилиндров в виде очищенных стволов деревьев во дворе немало валялось. А вот зачем эти цилиндры на оси надевать, ацтек понять не мог, хоть тресни.
– Если вам надо чего-нибудь перевозить, я отличную волокушу сделаю, – уперся бородач. – Что вам, богам, неймется? Вечно придумываете всякую ерунду и людей заставляете своим выдумкам следовать.
– Андрюха, может быть, я ему сам всё объясню? – попросил у криминалиста Ваня, поглаживая дубинку.
– Не надо. Справлюсь, – отстранил его Попов и заорал: – Делай, что тебе велят, дубина стоеросовая!
Как всегда, последствия Андрюшиного крика были весьма впечатляющими. Правда, в этот раз обошлось без огромного количества жертв, поскольку кричал криминалист исключительно в сторону мастерового, а тот стоял спиной к реке. После поповского крика по данной водной артерии прошла волна, сравнимая с комнатным цунами. У пары десятков рыб склеились жабры от огромного давления, вызванного звуковой волной «от Попова», а самого мастера подняло в воздух и сбросило на съедение к контуженным рыбам. Те ацтека есть отказались и ушли на дно отлеживаться, а бородача пришлось вылавливать при помощи каноэ, и, когда бедолагу доставили на берег, он еще не до конца пришел в себя.
– Так и надо было говорить, – пробормотал он, отряхиваясь, словно беспризорная шавка, каких, кстати, тут немало. – Сразу бы сказали, что именно хотите, а то «вырезай такую загогулину, приставь ее к этой закорючке»…
– На тебя еще раз крикнуть? – риторически поинтересовался наш криминалист.
– Обойдусь, – отказался ацтек, жалостливо осматривая остатки своей перьевой юбки.
– Вот и хорошо, – обрадовался Андрей и, как часто это у него бывает после нанесения противнику телесных повреждений, испытал по отношению к нему приступ жалости. – Тебя как зовут-то, болезный? – поинтересовался у мастерового Попов.
– Недотукаль, – ответил ацтек и хотел еще что-то добавить, но Жомов вмешался в этот диалог, превращающийся в идиллический.
– Слушай, мне всё равно, кого ты там недотукал или куда недопукал, но если ты сейчас за работу не возьмешься, я тебя так дубинкой приложу, что потом на компрессы целой речки не хватит, – заявил омоновец. – Задолбали, блин, со своей индейской простотой. Мы так еще месяц с места не сдвинемся.