Передо мной стоял мужчина лет тридцати пяти – сорока, с которым я раньше никогда не встречалась. Он улыбнулся и поднял брови, будто хотел меня о чем-то спросить, а потом просто стал изображать передо мной все то же топтание в свободной форме. Я повернулась обратно к кругу смеющихся женщин, но он уже сомкнулся. Новый персонаж – низкий краснолицый мужчина с нездоровым видом человека, который в своей жизни не съел ни одного яблока, – отплясывал с большим энтузиазмом, хотя и несколько не в такт. Не зная, как на это реагировать, я вновь начала танцевать. Он склонился ко мне и что-то произнес, разумеется, неразборчиво из-за громкости музыки.
– Простите, что вы сказали? – крикнула ему я.
– Я спросил, – в ответ тоже закричал он, куда громче, чем раньше, – откуда ты знаешь Кита.
Какой странный вопрос к незнакомому человеку.
– Я оказалась рядом с его отцом, когда с ним случился приступ, – ответила я.
Прежде чем собеседник уловил смысл сказанного, мне пришлось повторить дважды – вполне возможно, что у него были нарушения слуха. А когда до него все же дошло, лицо его приняло заинтригованный вид. Он склонился ко мне, окинул взглядом, который нельзя было назвать иначе как плотоядным, и спросил:
– А ты что, медсестра?
– Нет, я работаю в бухгалтерии.
После этого у него будто закончились слова, и чтобы предотвратить дальнейшие разговоры, я стала смотреть в потолок, пока мы танцевали. Поддерживать разговор и одновременно танцевать оказалось довольно сложно.
Когда песня закончилась, я поняла, что на данный момент с меня достаточно, и ощутила довольно острое желание подкрепиться.
– Могу я тебя чем-нибудь угостить? – проорал мужчина, перекрикивая следующую песню.
Интересно, диджей когда-нибудь рассматривал идею устраивать между композициями пятиминутные перерывы, чтобы позволить гостям спокойно сходить в бар или в уборную? Возможно, стоит предложить ему это чуть позже.
– Нет, спасибо, – ответила я. – Не хочу принимать напиток от вас, потому что в этом случае я буду обязана предложить что-нибудь в ответ, а у меня нет желания тратить с вами столько ценного времени.
– Что? – переспросил он, поднося к уху руку.
У него определенно был или постоянный звон в ушах, или более серьезные нарушения слуха. Я перешла на язык жестов, отрицательно мотая головой и покачивая указательным пальцем, при этом артикулируя губами слово «НЕТ». Потом, не дожидаясь, пока он предпримет попытку продолжить разговор, пошла искать уборную.
Она располагалась в самом конце коридора, но найти ее оказалось нелегко, поскольку я видела только указатель в «Дамскую комнату». Как оказалось впоследствии, это и была уборная. Почему бы просто не называть вещи своими именами? Это сбивает с толку. Там была очередь, и я встала за нетрезвой женщиной, которая была одета не по возрасту. Я полагаю, что топы-бандо лучше всего подходят девушкам до двадцати пяти, если вообще подходят хоть кому-нибудь.
Полупрозрачному, усыпанному блестками жакету отнюдь не удавалось прикрыть ее огромную морщинистую грудь. Макияж, который выглядел бы утонченно разве что на сцене Альберт-холла, уже немного поплыл. Почему-то мне представилось, как в конце вечера эта женщина рыдает где-нибудь на лестнице. Это пророчество меня удивило, но в ее поведении сквозила какая-то лихорадочность, которая и привела меня к этому выводу.
– Вы когда-нибудь задумывались, сколько времени мы проводим в очереди в сортир? – непринужденно спросила она. – Кабинок вечно на всех не хватает.
Я ничего не сказала, попытавшись подсчитать в уме время, потраченное мной в очередях, но отсутствие ответа, похоже, ее ничуть не огорчило.
– Мужчинам проще, правда? – возмущенно продолжала она. – В мужской туалет очередей никогда нет. Иногда мне хочется зайти туда и устроиться на писсуаре! Ха! Представляете их лица!
Дама засмеялась хриплым смехом курильщицы, который быстро перешел в затяжной кашель.
– Ну да, но мне кажется, что в мужском туалете ужасная антисанитария, – сказала я, – они совершенно не заботятся о чистоте и прочих подобных вещах.
– Это точно, – ответила она пронизанным горечью голосом, – они просто приходят, срут где попало, а потом отваливают, предоставляя другим за ними убирать.
Она тупо уставилась в пространство, явно думая о ком-то конкретном.
– На самом деле, я им сочувствую, – сказала я.
Она окинула меня таким взглядом, что я поспешила уточнить свою мысль:
– Вы только представьте себе, каково это – мочиться, выстроившись в ряд с другими мужчинами – незнакомцами, приятелями, может, даже друзьями! Это должно быть чудовищно. Подумайте, как неприятно было бы женщинам демонстрировать друг другу гениталии, выстояв очередь до конца!
Она едва слышно рыгнула и с неприкрытой откровенностью уставилась на мои шрамы. Я отвернулась.
– Ты немного чокнутая, да? – спросила она совсем не агрессивно, но немного заплетающимся языком.
Она была далеко не первая, кто меня об этом спрашивал.
– Да, – ответила я, – полагаю, что да.
Дама кивнула, как будто я подтвердила ее давнишнее подозрение. После этого мы больше не говорили.