(Исход, XIX, 4–6)
Вот здесь-то и кроется огромное, главное недоразумение: евреи вовсе не собирались становиться народом анахоретов и прозябать в бесплодной, голой пустыне. Им нужны плодородные земли, а, стало быть, вода, вода и еще раз вода! Моисей прекрасно понимал это, когда без конца сулил привести их в землю, "где течет молоко и мед", иными словами, полную противоположность пустыне. И вот Моисей разрывается между Яхве и еврейским народом, между Неопалимой Купиной и источником живой воды, между священным и мирским.
Эпизод с Золотым Тельцом являет собою торжество мирского начала, инстинктивные, простодушные поиски евреями молока и коровы — кормилицы. Гнев Яхве вспыхивает с новой силой. Он объявляет, что уничтожит этот народ, эту вечно ноющую толпу, этих женщин с их грязными, орущими младенцами, эти глупые стада. Вода источника стекает в долину, ведь это ее неотъемлемое свойство — течь вниз, пробираться между камнями, впитываться в песок. Вода гасит горящий куст.
Но Купина торжествующе и победоносно воздымается к небу. Яхве хочет остаться наедине с Моисеем:
(Исход, XXXII, 10)
Моисей умоляет его пощадить евреев, дать им последний шанс, и Яхве склоняется на его мольбы, но на горе Нево[14] он все-таки поступит по своему желанию и будет сообщаться со своим пророком только наедине.
Имя Моисей означает "спасенный из воды", и всю свою жизнь его отношения с этой стихией будут складываться драматически, ибо вся его жизнь будет делиться между Кустом и Источником. Да и смерть Моисея станет окончательным триумфом Куста над Источником. Достигнув горы Нево, на самом пороге Земли Обетованной, он вновь услышит обещание Яхве оставить его при себе, в краю Неопалимой Купины. Еврейский народ, следуя руслами источников, спустится в зеленые долины, ведомый Иисусом Навином. А Моисей умрет "от уст Яхве", говорится в еврейском тексте Второзакония, что одни толкуют как "по приказу Яхве", другие же — "от поцелуя Яхве".
Однако, после встречи с Бронзовым Змеем Элеазар часто спрашивал себя, не убил ли Яхве Моисея, просто открыв ему свое лицо. Ведь сказал же он ему на горе Синай: "Не увидишь лица Моего, ибо не может человек узреть лик Господен и не умереть".
Яхве ревниво скрывает останки Моисея и запрещает сынам Израилевым искать место его погребения, дабы поклоняться ему. (Второзаконие, XXXIV, 6)
Таково было откровение о судьбе Моисея, посетившее Элеазара благодаря пустыне Нового Света, в которую он отважился войти.
Вернувшись в лагерь, к своей семье, к двум своим фургонам, он совсем иными глазами взглянул на людей и вещи, что составляли доныне всю его жизнь.
17
"Кровавая Рука" (Mano Roja) снискала зловещую славу своими многочисленными дерзкими злодействами — захватами дилижансов, ограблениями банков и караванов, угоном скота и прочими черными делами. За голову предводителя пятерки бандитов власти назначили впечатляющую цену, указанную на афишах во всех городах и пунктах сбора или проезда эмигрантов. Но пока что члены шайки ловко ускользали от полицейских облав и экспедиций, снаряженных для их поимки.
Об этих людях было известно крайне мало; знали только, что все они родом из северной Мексики и зовут их Педро-Ветеран, Фелипе — Счастливчик, Луис-Хитрец, Кривой Алехо и Лютый Хосе. И в самом деле, Хосе отличался какой-то особой, бесстрастной жестокостью, с которой он избивал или приканчивал свои жертвы, при том, что сам был моложе и меньше ростом всех в банде. Вполне вероятно, он как раз и стремился искупить свою молодость избытком кровожадности. История его жизни укладывалась всего в несколько мрачных, хотя и банальных для местного общества эпизодов. Отец работал в серебряном руднике и погиб при обвале, оставив жену с тремя детьми. Хосе, старший из них, не смог ужиться со вторым мужем матери, который пил горькую и избивал жену и пасынков. В конце концов, после очередной жестокой схватки с отчимом ему пришлось бежать, оставив того замертво лежащим на полу. С той поры он перепробовал все ремесла, доступные его юному возрасту и тщедушному телу, при необходимости постоянно скитаться, чтобы не угодить в руки полиции.
Но в глубине души Хосе никогда не забывал о матери, сестрах и пасторе их селения, который научил его грамоте и молитвам, а еще пению в церковном хоре. Временами, оставшись один, он принимался вполголоса напевать бесхитростный церковный гимн и пел до тех пор, пока слова странным комом не застревали у него в горле; тогда он разражался грубыми ругательствами и яростно пинал камни на дороге.