Элегантность ёжика

Вот почему я ответила месье Одзу, что тоже так думаю, и в тот же миг между нами завязались особые отношения: из соседей мы превратились в сообщников. Мы обменялись впечатлениями о мадам Мишель, месье Одзу сказал, что готов поспорить: она принцесса инкогнито и очень образованная женщина. И прежде чем расстаться, мы сговорились продолжать расследование.

Так вот моя глубокая мысль на сегодня: я первый раз встречаю человека, которому интересны другие люди и который видит не только себя. Это кажется банальным, и все-таки, по-моему, достаточно глубоко. Ведь мы видим только то, в чем заведомо уверены, а главное, не ищем новых встреч, а встречаемся все время только с собственными зеркальными отражениями, хоть и не узнаем в них себя. Если бы мы это поняли, если бы до нас дошло, что мы во всех и каждом видим лишь самих себя и потому живем в полном одиночестве, то сошли бы с ума. Когда мама угощает мадам де Брольи пирожными от Ладюре, она сама себе рассказывает про себя же и сама собою лакомится; когда папа попивает свой кофе и читает газету, он разглядывает и заговаривает сам себя – что-то вроде сознательного самовнушения по методу Эмиля Куэ; когда Коломба восхищается лекциями профессора Мариана, она расхваливает свое отражение; а когда люди проходят мимо консьержки, они видят пустое место, потому что консьержка – это никак не они.

Господи, хоть бы мне было дано видеть кого-то, кроме себя, и искать настоящих встреч!

3. Под чехлом

Прошло несколько дней.

Во вторник, как всегда, ко мне зашла Мануэла. Пока она входила, я услышала через открытую дверь, как Жасента Розен, стоя в ожидании надолго занятого лифта, щебечет молодой мадам Мерисс:

– Мой сын говорит, что все китайцы страшно привередливые!

Таракан во рту делает свое дело – мадам Розен произносит не «китайцы», а «кютайцы».

Хорошо бы когда-нибудь съездить в Кютай! Там, уж верно, куда интереснее, чем в Китае.

– Он уволил баронессу, – говорит Мануэла. У нее блестят глаза и румянец на щеках. – И всех остальных тоже!

– Кто? – спрашиваю я с непонимающим видом.

– Месье Одзу, конечно! – Мануэла смотрит на меня укоризненно.

Вот уже две недели, как месье Одзу вселился в квартиру покойного Пьера Артанса, и весь дом не перестает обсуждать это событие. Появление нового жильца с безумными затеями, которые, по его распоряжению, выполняют толпы специалистов – их так много, что Нептун даже устал всех обнюхивать, – появление такой личности в этих стенах, где до сих пор все было неизменно и царили ледяная спесь и праздность, вызвало бурю самых разных эмоций: от восторга до негодования. Заученный хороший тон, то есть приверженность традициям и соответственно презрение ко всему, что так или иначе отдает свежеприобретенным богатством, – в число таких вещей входит озабоченность убранством жилища, покупка дорогой техники и манера часто заказывать на дом блюда из ресторана, – боролся с чувством более глубоким, идущим из самого нутра этих жертв скуки: с жаждой нового. Так или иначе, но в течение этих двух недель все обитатели дома номер семь по улице Гренель с замиранием души следили за мельтешением маляров, столяров, сантехников, мастеров по установке кухонного оборудования, доставщиков мебели, ковров, электроники и, наконец, грузчиков при переезде, которых месье Одзу нанял с очевидным намерением все кардинально переделать на пятом этаже, и все старались найти случай заглянуть туда. Жоссы и Пальеры теперь не доезжают до своих квартир на лифте, а каждый раз выходят на пятом и на диво бодро пробегают оставшиеся этаж или два пешком и так же спускаются, – таким образом, площадка пятого стала для них неминуемым пунктом на пути домой и из дома. Остальные им завидуют. Бернадетта де Брольи придумала предлог, чтобы напроситься на чай к Соланж Жосс, несмотря на то что та социалистка, а Жасента Розен увидела пакет, оставленный в привратницкой для Сабины Пальер, и вызвалась передать его в руки адресату; я была только рада избавиться от лишней заботы, но для виду долго ломалась, прежде чем уступить.

Лишь я старательно избегаю месье Одзу. Пару раз мы встретились в вестибюле, но он был не один и только вежливо здоровался, я отвечала тем же. Учтивость, безличная любезность – ничего другого не проявлялось в его поведении. Но подобно тому, как безошибочное чутье позволяет детям распознавать истинную сущность человека под чехлом условностей, мой внутренний радар исходил тревогой, сигнализируя, что месье Одзу упорно за мной наблюдает.