Элегантность

Затем, одевшись в джинсы и футболку, я отправляюсь вниз в поисках пищи. Вот уж в какой еде преуспели англичане, так это в завтраках, Мне мерещится серебряное блюдо с огромной яичницей с зажаренными до хрустящей корочки шипящими колбасками, беконом, помидорами и душистыми грибочками и возвышающаяся рядом гора теплых тостов. Однако столовая почему-то пуста – никаких признаков жизни, никаких тебе яичниц и колбасок. Методом тыка нахожу кухню, где среди гор грязной посуды важно прохаживается женщина необъятных размеров.

– Здравствуйте! – осторожно говорю я, задаваясь вопросом, откуда взялись все эти тарелки.

– Здрасьте. – Она не утруждает себя тем, чтобы обернуться.

– Э-э… скажите, а что люди обычно делают здесь, чтобы позавтракать? – вопрошаю я.

– Они встают вовремя, – сердито отвечает она. – И спускаются вниз самое позднее к восьми.

– О-о! – Я замечаю остатки жареного бекона и пухлого омлета, которые на моих глазах тут же летят в мусорное ведро.

– На столе есть каша, и молоко в холодильнике, – сурово сообщает она.

Вот такой получается завтрак. Быстро поев, я направляюсь в музыкальный зал. Там Эдди вовсю наяривает по клавишам.

– Привет! – окликаю его я.

– Доброе утро! – кричит он, не замедляя игры.

– А где все? – спрашиваю я.

– Да ну к черту их дурацкие затеи Луиза, ты только послушай – вот это тема!

– Дурацкие затеи? – эхом повторяю я.

– Ну да, это они так развлекаются на природе. Охотятся, ловят рыбу, стреляют, гоняют, травят… что там еще принято у них для увеселения? – Он замолкает и, заметив мою растерянность, говорит: – Но забивать диких зверюшек бросились не все. Мне кажется, Флора и Поппи загорают в саду. По крайней мере, они так это называют, а я больше склонен подозревать, что они пытаются отойти от какого-то очень сильного таинственного перепоя.

– Тогда мне лучше присоединиться к ним. По крайней мере, хотя бы посочувствовать, – говорю я, не желая больше отвлекать его. – Спасибо, Эдди.

Он перестает играть и смотрит на меня.

– Или… мы могли бы пойти прогуляться.

– Правда? Ты уверен? – Не слишком ли обрадованно это прозвучало?

– Конечно, – говорит он. – Думаю, на сегодня Бетховена достаточно, и на этом можно было бы закончить.

– Тогда я с удовольствием прогулялась бы, – соглашаюсь я. – Только предупреждаю: в дальние походы я не ходок.

– Все будет отлично, – успокаивает меня он. – Правда, как я понял, веллингтонов или кроссовок у тебя не найдется. Ты же ведь не знала, понадобятся они тебе или нет.

Я вздыхаю, вспоминая так предусмотрительно раздобытые сапоги, которые сейчас уютненько лежат у меня на работе рядышком с вечерним платьем, свежими футболками и чистыми трусами.

– Вот и хорошо! – Он улыбается. – А то есть такие девушки, у которых всегда все найдется, не только веллингтоны. Я рад, что ты не из их числа.

– А что это за девушки?

– Это такие девушки, у которых всегда имеются чистый носовой платок, билет на автобус и носки нужного цвета. Такая девушка обязательно запасется веллингтонами, потому что побоится выглядеть смешной и запачкать ножки. И это само по себе ужасно.

– Но ты сказал, они нам понадобятся?

– Очень даже понадобятся! – Приставив ладонь козырьком к глазам, он смотрит через стеклянные двери вдаль с видом заправского путешественника. – Ты даже не представляешь как! Но это не означает, что мы не можем без них обойтись. Мы не боимся грязи, мы можем утереться рукавом вместо носового платка, а за неимением билета на автобус просто поймать такси. Правда? Мы сделаем это благодаря цельности натуры.

– Цельности натуры?

– Да. Цельность натуры позволяет нам не переживать из-за отсутствия походных ботинок.

С этими словами он ведет меня в коридор, который я вижу впервые.

– Вы говорите забавно, но я не вижу в ваших словах особого смысла. – Я смеюсь.

– Ну вот, опять! Смысл, смысл! Откуда эта навязчивая идея искать повсюду смысл?! Ни одна по-настоящему красивая вещь в мире не несет в себе смысла! Это будет лишь прогулка, ты и я…

Он читает наизусть Элиота, и я вместе с ним:

Это будет лишь прогулка: ты и я,
Небо в зареве вечернего огня
Распростерлось, как больной в плену наркоза…[9]

Он приводит меня в большую гардеробную, забитую чуть ли не до потолка старыми ношеными веллингтонами всех мыслимых цветов и размеров. Вдоль стен в шкафах рядами висят непромокаемые плащи, пропитанные вонючим воском, от которого у меня начинает щипать глаза.

– Боже, Эдди! – восклицаю я, зажимая нос. – И как люди могут носить такое! Я даже находиться здесь не могу!

– Ты не понимаешь. Провощенные непромокаемые плащи – это эмблема английской загородной жизни! – с нарочитой напыщенностью говорит он, прохаживаясь среди гор старого барахла. – Они отталкивают не только воду, но и любую форму человеческих контактов. Это совершенное изобретение!