Час дня. Я в раздевалке спортивного зала в компании примерно тридцати женщин, у которых есть всего час на то, чтобы втиснуться в свои лайкровые костюмы, загонять себя до пота, после чего принять душ, посушить волосы и помчаться скорее обратно на рабочее место. Возобновив занятия, я умудрилась увеличить количество посещений до четырех раз в неделю. Результат не замедлил сказаться, и я постепенно приобретаю желанную форму. Кстати, раздевалка – это еще одно из мест, где можно составить представление о женских фигурах и гардеробе. Упражняясь на тренажерах, мы успеваем украдкой разглядывать друг друга: Все одновременно замирают на месте, когда из душа выплывает высокая загорелая блондинка. Все, как одна, мы делаем вид, что поправляем волосы, но на самом деле… да! У нее тоже есть целлюлит. Все-таки жизнь полна сюрпризов. Кто бы мог подумать, что эта эффектная дамочка в костюме от Армани и с мобильником, который она не отрывает от уха, переоденется в невзрачные белые бриджи и топ, сквозь который просвечивают темные пятнышки сосков. Зато поистине чудесным преображением поразила всех на этой неделе серенькая неприметная девчушка в допотопном костюмчике от Лауры Эшли образца 1984 года, когда, раздевшись, оказалась в ярко-розовом шелковом бюстгальтере, дорогущем поясе и чулках, а главное, продемонстрировала пару таких ножек, которые заставили бы всплакнуть саму Юте Лемпер. Даже высокая блондинка стоит, недоуменно разинув рот, посередине душевой. Я натягиваю ярко-голубой топ, облегающие брючки-стрейч и немыслимо дорогие кроссовки фирмы «Найк». Я просто уверена, что, влезая во все это, сжигаю гораздо больше калорий, чем за весь сеанс истязания плоти на тренажере.
Три часа дня. Я снова на рабочем месте – приняла душ, просушила волосы, правда, не до конца (борьба за доступ к трем фенам всегда бывает ожесточенной), – и снова одета в габардиновый костюм. С той лишь разницей, что на мне больше нет черных туфель на высоких каблуках – в конце концов, ноги у меня не железные. В помещении кассы жарко, поэтому пиджак висит у меня на спинке стула, так что протирающиеся локти шерстяного свитера предстают во всей красе. Я обязательно залатаю их. Завтра же. И кстати, вытяну эту болтающуюся нитку… С чувством какой-то странной отрешенности я уже сейчас вижу, как несчастный полупротершийся рукав так и остается непочиненным. Мне пора заканчивать еженедельный отчет по продажам билетов, но на меня находит обычная дневная спячка. Это некий биологический спад, с неизменным постоянством повергающий меня в состояние вялости и сонливости каждый день с трех до четырех часов дня. Объясняется это тем, что генетически я запрограммирована спать в это время, но, к сожалению, у нас не принята сиеста. Последствия этого плачевны. Постоянное насилие над собой парализуют волю к жизни, и вместо того чтобы сосредоточиться на цифрах и отчетах, я мысленно перебираю самые разные способы самоубийства – то вижу свое тело болтающимся на веревке, то лежащим в постели среди разбросанных таблеток, то безвольной тряпкой плывущим по реке. А еще я воображаю себя побритой наголо.
На соседнем столе звонит телефон, и я, срываясь, чтобы снять трубку, наступаю необутой ногой на какую-то невидимую морщину на ковре. В итоге на чулке появляется противная ползущая стрелка, а до аппарата я так и не успеваю дотянуться. К счастью, Колин ставит наконец чайник (в этом отношении его интуиция срабатывает безукоризненно) и как волшебник извлекает откуда-то коробку печенья. («Представляешь? Две упаковки по одной цене! И