Вольно кружились у них целый год без присмотра созвездья,
Слыли они за богов у неученых людей.
По небу знаков тогда бегущих вовсе не знали.
Людям были нужней знаки их собственных войск.
Как почитаем твоих все мы орлов боевых.
Эти маниплы-пучки на шестах привешены были,
И на маниплы они войско делили свое.
Из-за того, что расчет незнаком был этим невеждам,
Год их кончался, когда десять раз луна обернется:
Десять считали они самым почетным числом;
Иль потому, что у нас на руках десять пальцев для счета,
Иль что в десятом всегда месяце жены родят,
И начинаем опять с новой десятки мы счет.
Ромул поэтому счет ста сенаторов ввел по десяткам
И по десяткам делил пешее войско свое;
В каждом ряду войсковом он ввел такие деленья,
Тициев, рамнов и луцеров, три изначальные трибы,[384]
Он разделил, положив столько же в каждой частей.
Это, привычное всем, число сохранил и в году он,
В этот же срок и жена плачет о муже своем.
Марса: этому ты много свидетельств найдешь.
Лавр, который весь год хранится у фламинов в доме,
Новым сменяют и чтут новый лавровый венок.
Фебовым деревом тут обвивают и царские двери,
И, чтобы Веста в листве красовалася вечнозеленой,
Старому лавру вослед новый несут к очагам.
Мало того, и огонь обновляют на Реиных углях,
И возрожденный очаг с новою силой горит.
Наверняка учрежден Анны Перенны был культ.
В эти же самые дни, до войны с вероломным пунийцем,[385]
В должность входили свою и магистраты у нас.
И, наконец, и «квинтиль», пятый месяц, считается также
Первый Помпилий нашел, что двух месяцев нам не хватает,
Тот, кто был к нам приведен прямо с масличных полей;
То ли Самосец его научил, не однажды рожденный,[386]
То ль, по обычаю, он нимфе Эгерии внял.
Цезарь не взял на себя труд исправленья его.
Бог этот, этот отец такого могучего рода,
Не полагал этот труд ниже других своих дел.
Ведать он небо хотел, что ему предназначено было:
Солнечный круговорот по двенадцати знакам небесным
Точно он рассчитал, распределив его путь.
Он к тремстам пяти дням шестьдесят еще суток добавил
Да еще пятую часть времени полного дня.
Чтоб довершить полноту, лишний прибавился день.
«Коль допустимо певцам побуждения божии ведать, —
А, как молва говорит, это позволено им, —
То объясни мне, Градив, раз мужскими ты занят делами,
Так вопрошал я, и так, сняв шлем, Маворс[388]
мне ответил,Не выпуская из рук дрот с боевым острием:
«Нынче впервые в году меня к мирным делам призывают;
Я — бог войны, и теперь в новый я лагерь иду.
Нечего думать, что лишь ей это право дано.
Трудолюбивый певец латинского года, узнай ты
То, что желаешь узнать, и затверди мой ответ.
Если желаешь сказать обо всем ты спервоначала,
Стены стояли уже для грядущего тесные люда,
Хоть и казались они слишком обширными встарь.
Если ты спросишь, каков дворец был нашего сына,
На тростниковый взгляни крытый соломою дом.
С этого ложа сумев богом взойти в небеса.
Римляне были тогда далеко уже по свету славны,
Но не звался среди них свекром иль мужем никто.
Бедных супругов себе не брали соседки-богачки,
Стыдно казалось и то, что живут они с овцами в стойлах
И что немного у них пахотной было земли.
С равными сходятся все: и птицы, и дикие звери,
Даже змея, чтоб родить, ищет другую змею;
С римлянином заключить брак, не нашлось ни одной.
Я огорчался: «Я дал родительский нрав тебе, Ромул:
То, чего просишь, сказал, даст тебе собственный меч».
Праздника Конса канун. Что мучилось, Конс тебе скажет
Куры и с ними все те, кто был оскорблен, возмутились:
В первый раз на зятьев свекры с оружьем пошли.
Много похищенных жен матерями уже называлось:
Слишком уж долго война между соседями шла.
И невестка моя[390]
смело им всем говорит:«Все одинаково мы захвачены (нечего спорить),
Но не должны забывать должного нашей семье.
Биться готовы войска: здесь муж, там отец при оружье,
Надо ли вдовами стать, иль сиротами нам оставаться;
Если хотите, подам смелый и честный совет».
Подан был этот совет: они по плечам распустили