Элегия Хиллбилли

Все стало меняться в тот день, когда родные решили дать Линдси шанс исполнить ее детскую мечту. Линдси всегда была очень красива. Когда мы с друзьями перечисляли самых красивых девушек планеты, я ставил ее выше Деми Мур и Памелы Андерсон. Линдси узнала, что в отеле «Дейтон» будет проходить модельный кастинг, и мы вчетвером – Линдси, я, мать и Мамо – сели в бабушкин «бьюик» и двинулись на север. Линдси умирала от волнения, и я тоже. Это ведь будет звездный час не только для нее, но и для всей нашей семьи!

Мы приехали в отель, какая-то женщина велела нам следовать по указателям в большой зал и ждать своей очереди. Зал был оформлен совершенно безвкусно, в стиле 70-х годов: уродливый ковер, гигантские люстры и так мало света, что мы спотыкались на каждом шагу. Я еще думал, как агенты разглядят в моей сестре красавицу? Здесь же темно, хоть глаз выколи!

Наконец настал наш черед, и агент весьма оптимистично оценил внешние данные моей сестры. Он сказал, что она довольно милая, и предложил ей пройти в следующий зал. А потом вдруг добавил, что у меня тоже модельная внешность, и спросил, не хочу ли я присоединиться к сестре? Я радостно согласился.

После недолгого ожидания мы с Линдси и другими кандидатами узнали, что прошли в следующий тур и нас ждет еще один кастинг, уже в Нью-Йорке. Сотрудники агентства раздали брошюры с дополнительной информацией и сказали, что надо явиться на собеседование в течение ближайших нескольких недель. По пути домой мы с Линдси пребывали в полном восторге. Мы поедем в Нью-Йорк и прославимся на весь мир!

Поездка в Нью-Йорк стоила немало, и, наверное, если бы из нас и впрямь хотели сделать моделей, то агентство само оплатило бы нам дорогу. Сегодня я понимаю, что тот беглый кастинг (каждому претенденту задавали буквально пару вопросов, не более) был скорее аферой, нежели реальным поиском талантов. Хотя наверняка говорить не могу, все-таки я далек от модельного бизнеса.

Могу сказать лишь одно – наша радость долго не продлилась. Мать стала вслух подсчитывать стоимость поездки, и мы с Линдси затеяли спор, кто из нас двоих должен все-таки ехать (разумеется, я – как младший). Мать начала сердиться, прикрикнула на нас. Что было дальше, догадаться легко: громкие крики, визг тормозов и вставшая поперек обочины машина с рыдающими взахлеб детьми на заднем сиденье. Слава богу, вовремя вмешалась Мамо, но даже с нею мы не разбились лишь сущим чудом: мать, ведя машину на полной скорости, попыталась из-за руля дотянуться до нас и угомонить затрещинами, а Мамо принялась орать на нее с пассажирского кресла и наотмашь хлестать ладонями. Именно поэтому мать остановила машину – она просто не могла разорваться между нами троими. Простояли мы там довольно долго и тронулись в путь в полной тишине – после того как Мамо велела нашей матери успокоиться, иначе она ее пристрелит. Ночевать в тот вечер мы остались у бабушки.

Никогда не забуду лица Линдси в тот момент, когда она поднималась в спальню. То была мучительная гримаса человека, который в считаные минуты испытал неожиданный взлет и сокрушительное падение. Совсем недавно она стояла на пороге исполнения сокровенной мечты – и вот осталась обычной девчонкой с разбитым сердцем. Мамо ушла к себе на диван смотреть «Закон и порядок» и читать Библию. А я встал в узком коридорчике, отделявшем гостиную от кухни, и вдруг задал Мамо вопрос, который вертелся у меня в голове с тех самых пор, как она велела матери доставить нас домой в целости и сохранности. Я знал, что она скажет в ответ, но, наверное, просто хотел утешения. «Мамо, а Бог вообще нас любит?» – спросил я. А она опустила голову, обняла меня и заплакала.

Мой вопрос сильно задел ее, потому что христианская вера была главным стержнем всей нашей жизни. В церковь мы не ходили, разве что иногда, когда бывали на службах в Кентукки или мать вдруг решала приобщить нас к религии. И все же Мамо была глубоко верующим человеком (хоть и на свой весьма причудливый манер). Об «организованной религии» она говорила с глубочайшим презрением, а в церкви видела лишь питательную почву, взращивающую извращенцев и ростовщиков. Еще она терпеть не могла тех, кого называла «крикливыми верунами» – людей, которые выставляют веру напоказ, всячески подчеркивая свое благочестие. И все же часть своих личных доходов Мамо охотно жертвовала церквушкам Джексона, особенно той, где заправлял Дональд Айсон, пожилой джентльмен, удивительно похожий на священника из «Изгоняющего дьявола».

По словам Мамо, Бог никогда нас не покидает. Он празднует с нами наши успехи и утешает в скорби. Во время одной из поездок в Кентукки Мамо заехала на заправку, при выезде не обратила внимания на знаки, и мы оказались на дороге с односторонним движением, с трудом, под брань водителей, лавируя между встречными машинами. Я затрясся от ужаса, но Мамо, лихо развернувшись на оживленной трассе через три полосы, сказала только одно: «Все хорошо, милый. Разве ты не знаешь, что с нами в машине Господь?»