Элегия Хиллбилли

Я получал не так уж много – после уплаты налогов оставалось около тысячи долларов, зато армия давала мне крышу над головой и пропитание, так что в деньгах я не нуждался. Еще я промышлял онлайн-покером.

Покер всегда был моей страстью, я с юных лет играл на центы и даймы с Папо и двоюродными дедами. Теперь же я проводил в онлайн-казино по десять часов в неделю, играя с небольшими ставками, и тем самым зарабатывал еще четыреста долларов в месяц. Хотел сперва откладывать эти деньги, однако решил отдавать их Мамо на медицинскую страховку. Мамо, правда, опасалась моей страсти к азартным играм и в красках представляла, как я сижу за игорным столом в каком-нибудь гнилом трейлере среди шпаны, но я уверял, что все вполне легально и анонимно. «Ты же знаешь, я в этом вашем Интернете ничего не смыслю. Главное, не вздумай пить и шляться по бабам! Не будь как те дебилы, которые увлекаются азартными играми!»

Мы с Мамо очень любили вторую часть «Терминатора». Пересматривали его раз пять или шесть. Мамо видела в Арнольде Шварценеггере живое воплощение «американской мечты»: сильный красавец-иммигрант, который многого добился в жизни. А я воспринимал фильм как метафору собственной жизни. Мамо всегда была моим защитником, моим телохранителем – терминатором, если хотите. Как ни пинала меня жизнь, все заканчивалось хорошо, потому что на выручку приходила бабуля.

Оплачивая ей страховку, я сам впервые в жизни почувствовал себя сильным. И это чувство принесло невероятное удовлетворение. Прежде у меня никогда не было денег. Теперь же, приезжая домой, я мог сводить мать в ресторан, угостить племянников мороженым и купить хорошие рождественские подарки сестре. Однажды мы с Мамо взяли старших детей Линдси и поехали в национальный парк «Хокинг-Хиллс», очень уютное местечко в Аппалачах; там нас встретили тетушка Ви и Дэн. Я сам всю дорогу вел машину и под одобрительным взглядом тетушки Ви расплатился по счету в ресторане. Чувствовал себя мужчиной, настоящим взрослым. Сумел развлечь родных и накормить их вкусным обедом за свой счет – словами не передать, как я был в тот момент доволен.

Всю жизнь меня раздирали два чувства: страх (в худшие моменты) и смирение (когда все шло относительно гладко). Либо за мной гонялся плохой терминатор, либо приходил на выручку хороший. Я никогда не чувствовал себя сильным; никогда не верил, что у меня есть способности и воля заботиться о других. Мамо могла сколь угодно говорить об ответственности, о значении упорного труда, о том, как важно помогать другим, не ища себе оправданий… Никакие разговоры и проповеди не позволили бы мне понять, каково это – не искать спасения, а протягивать руку помощи окружающим. Этому я должен был научиться сам.

В апреле 2005 года нам предстояло отпраздновать семьдесят второй день рождения Мамо. За пару недель до этого я стоял в торговом центре «Уолмарт» и ждал, пока механики поменяют мне в машине масло. Позвонил бабушке по новому телефону, который приобрел на собственные деньги; она рассказала, что накануне приглядывала за детьми Линдси. «Меган такая прелесть. Я ляпнула, что она навалила дерьма в горшок, а той понравилось, и она стала за мной повторять. Три часа твердила одно и то же: “Дерьма навалила, дерьма навалила, дерьма навалила”. Я просила ее замолчать, а то мне влетит, но она не унималась». Я рассмеялся, сказал Мамо, что очень ее люблю и что уже выслал ей чек на триста долларов. «Джей Ди, спасибо тебе, мальчик! Я тобой горжусь!»

Спустя два дня, в воскресенье, меня разбудил звонок телефона. Звонила сестра: у бабушки отказали легкие, она в больнице, в коме, и я должен немедленно ехать домой. Через два часа я сидел в машине, на всякий случай, предчувствуя неизбежное, захватив с собой парадную униформу. По дороге из Западной Вирджинии меня остановила полиция – оказалось, что я превысил скорость: ехал девяносто четыре мили в час. Патрульный спросил, куда я так гоню; я рассказал про бабулю, а он, выписывая штраф, вдруг предупредил, что следующие семьдесят миль, до самого Огайо, на шоссе нет камер. Я взял талончик, от души поблагодарил патрульного и до самой границы гнал уже сто две мили в час. Дорогу, которая обычно занимала тринадцать часов, я преодолел за одиннадцать.

Когда я прибыл в окружную больницу Мидлтауна, возле бабушкиной кровати собралась вся семья. Мамо была в коме, на аппарате искусственной вентиляции легких. Лечение не помогало. Она не приходила в сознание, и врач сказал, что будить ее не стоит; и вообще не факт, что она очнется.