Элегия Хиллбилли

Наш рацион питания и распорядок дня загоняли нас раньше срока в могилу. Причем в буквальном смысле: в некоторых районах Кентукки средняя продолжительность жизни составляет шестьдесят семь лет, что на полтора десятилетия меньше, чем в соседней Вирджинии. Недавние исследования подтверждают, что средняя продолжительность жизни белых рабочих — уникального для Америки класса — постепенно снижается. На завтрак мы едим булочки с корицей из «Пиллсберри»[45], обедаем в «Тако Белл», а ужин покупаем в «Макдоналдсе». Готовим редко, хотя это полезно и для организма, и для души. Физкультурой занимаемся только в школе. Бегунов на наших улицах не встретить; вы увидите их, только уехав на учебу или военные сборы в другой регион.

Не все белые рабочие пытаются наладить свою жизнь. Еще в детстве я усвоил, что люди в зависимости от привычек и нравов делятся на две категории. Мои бабушка с дедушкой принадлежали к первой: старомодные, верные традициям, трудолюбивые… Моя мать и практически все соседи воплощали собой второй тип: замкнутые, злые, недоверчивые, помешанные на вещах.

Впрочем, было (и есть сейчас) много и тех, кто живет по кодексу моих бабушки и дедушки. Это заметно по мелочам: вот старик заботливо ухаживает за садом, когда все соседи позволяют своим домам гнить изнутри; вот молодая женщина, ровесница моей матери, приезжает каждый день, чтобы позаботиться о немощных родителях. Я не пытаюсь романтизировать образ моих бабушки и дедушки — у них, как уже было сказано, в жизни случалось немало бед, — просто хочу подчеркнуть, что многие не сидят сложа руки, что есть и те, кто стремится к лучшему. Были в нашем окружении и полные семьи, и тихие вечера, и вкусные домашние обеды, и старательные дети, верящие, что однажды обязательно осуществят «американскую мечту». Многие из моих приятелей неплохо устроились в жизни, обзавелись семьями: как в Мидлтауне, так и в других городах. Теперь у их детей, если верить статистике, больше поводов с надеждой глядеть в будущее.

Сам я жил будто между двумя мирами. Благодаря Мамо я видел вокруг не только разруху и отчаяние, но и надежду. Наверное, это меня и спасло. У меня были надежное пристанище и любящие объятия, тогда как соседские дети такой роскоши оказались лишены.

Однажды Мамо согласилась присмотреть в воскресенье за детьми тетушки Ви. Та привезла девочек рано утром. Я в тот день должен был выйти на смену с одиннадцати утра до восьми вечера, поэтому в десять сорок пять, поиграв немного с девочками, уныло побрел на работу. Мне ужасно не хотелось уходить от бабушки и племянниц. Я пожаловался Мамо на тоску в душе, а она вместо того чтобы по обыкновению рявкнуть: «Хватит ныть», — вдруг заявила, что и ей хотелось бы провести этот день в моей компании. То был редкий для нее момент искреннего сочувствия. «Но раз тебе хочется воскресенье проводить с семьей, придется искать другую работу; следовательно, надо поступить в колледж и получить диплом». В этом и заключался ее гений. Мамо не только читала нотации, ругалась и приказывала. Она пользовалась любым случаем, чтобы направить меня в нужное русло, и подсказывала, как добиться того будущего, которого я хочу.

Есть немало научных исследований в области социальных наук, которые доказывают, какой важный положительный эффект имеет поддержка родных и близких. Могу перечислить с десяток работ, формулирующих причины, по каким бабушкин дом не только дал мне крышу над головой, но и позволил иначе взглянуть на будущее. Целые тома посвящены феномену «счастливых детей», которые, невзирая на обстоятельства, добивались успеха, потому что им обеспечили социальную поддержку. Однако я и без книг знаю, что Мамо сыграла в моей жизни важную роль: не потому что так говорит какой-то гарвардский психолог, а потому что сам это чувствую. Взгляните на мою жизнь до того момента, как я перебрался к бабушке. В середине третьего класса мы вместе с Бобом переехали из Мидлтауна в округ Прейбл; к концу четвертого класса вернулись в Мидлтаун и заняли дуплекс на Маккинли-стрит; в конце пятого класса переехали в соседний квартал, а вместо Боба появился Чип. Еще через год Чипа сменил Стив (и зазвучали разговоры о том, чтобы к нему переехать); в конце седьмого класса место Стива занял Мэтт, и мать затеяла переезд в Дейтон, рассчитывая, что я переберусь вместе с ней. К концу восьмого класса она поставила вопрос ребром, и я, прожив пару месяцев с отцом, вынужден был уступить. В девятом классе мы жили вместе с Кеном и его детьми. Учтите проблемы с наркотиками, судебный процесс, внимание служб опеки и смерть Папо.