Электрические сны

По мозгам Чарльза прошло какое-то жужжание. Громкий гул, металлический и резкий – как от миллиарда металлических проводов, которые одновременно заплясали и завибрировали. Его с силой отбросило прочь, звонкий металлический удар оглушил и ошарашил. Он неловко вскочил и попятился. Остальные сделали то же – бледные и потрясенные.

– Если его нельзя застрелить, – прохрипел Перетти, – то можно утопить. Или сжечь. Или пробить ему мозг булавкой.

Он пытался удержать грабли, пригвоздить жука к месту.

– У меня есть банка формальдегида, – промямлил Даниэльс. Он неуверенно возился с ружьем. – Как эта штука работает? Я никак не…

Чарльз вырвал у него духовушку.

– Я его убью.

Он присел на корточки, одним глазом глядя сквозь прицел, положив палец на спуск. Жук бился и рвался. Его силовое поле ударяло по ушам, но мальчик не выпускал пневматическое ружье. Он начал напрягать палец…

– Так-так, Чарльз, – проговорил вроде-как-папа.

Сильные пальцы сомкнулись у него на запястьях, парализуя кисти. Он попытался высвободиться – и винтовка упала на землю. Вроде-как-папа оттолкнул Перетти. Паренек отскочил, а жук, освободившийся из-под граблей, победно уполз в свою нору.

– Тебя ждет трепка, Чарльз, – монотонно добавил вроде-как-папа. – Что на тебя нашло? Мать с ума сходит от беспокойства.

* * *

Он был рядом, прятался в тени. Пригнулся и наблюдал за ними из темноты. Его спокойный бесстрастный голос – жуткая пародия на отцовский – рокотал у мальчика над ухом, пока его безжалостно волокли к гаражу. Его холодное дыхание овевало ему лицо сладковато-ледяным запахом перегноя. Сила у него была чудовищная: Чарльз ничего сделать не мог.

– Не сопротивляйся, – спокойно сказал вроде-как-папа. – Пошли в гараж. Это для твоего же блага, Чарльз. Мне лучше знать.

– Ты его нашел? – тревожно окликнула его мать, открыв заднюю дверь.

– Да, нашел.

– И что сделаешь?

– Отшлепаю. – Вроде-как-папа поднял ворота гаража. – В гараже. – В полумраке на его губах появилась слабая улыбка: безрадостная, совершенно лишенная эмоций. – Иди в гостиную, Джун. Это отцовское дело. Ты же не любишь его наказывать.

Задняя дверь неохотно закрылась. Как только свет исчез, Перетти наклонился и зашарил в поисках пневматического ружья. Вроде-как-папа моментально застыл.

– Идите домой, мальчики, – проскрежетал он.

Перетти неуверенно замер на месте, сжимая духовушку.

– Уходи, – повторил вроде-как-папа. – Брось свою игрушку и убирайся отсюда. – Он медленно двинулся к Перетти, удерживая Чарльза одной рукой: второй он потянулся к Перетти. – В городе пневматические винтовки запрещены, сынок. Твой отец знает, что у тебя есть? Городское правило. Отдай-ка ее мне, пока…

Перетти выстрелил ему в глаз.

Вроде-как-папа с ворчанием схватился за выбитый глаз, а потом резко выбросил руку в сторону Перетти. Перетти отбежал к въезду, пытаясь зарядить ружье. Вроде-как-папа рванулся вперед. Его сильные пальцы выхватили у Перетти ружье, и он молча разбил его о стену дома.

Чарльз вывернулся и быстро отбежал подальше. Где можно спрятаться? Вроде-как-папа стоял между ним и домом. Он уже снова приближался к нему: черная тень, осторожно продвигающаяся вперед, вглядывающаяся в темноту, пытающаяся его высмотреть. Чарльз отступал. Если бы нашлось хоть какое-то место, где можно спрятаться…

Бамбук!

Он быстро заполз в заросли бамбука. Стволы были громадные, старые. Они сомкнулись за ним с тихим шорохом. Вроде-как-папа рылся в кармане. Он зажег спичку, а потом и целый коробок.

– Чарльз, – сказал он, – я знаю, что ты где-то здесь. Прятаться бесполезно. Делаешь себе только хуже.

С отчаянно бьющимся сердцем Чарльз скорчился в бамбуковых зарослях. Здесь гнили опавшие листья и мусор. Сорняки, отбросы, обрывки бумаги, коробки, старая одежда, доски, консервные банки, бутылки. Между ними ползали пауки и саламандры. Ночной ветер заставлял бамбук раскачиваться. Насекомые и грязь.

И кое-что еще.

Некая фигура – бесшумная неподвижная фигура, вырастающая из кучи отбросов, словно какой-то ночной гриб. Белая колонна, желеобразная масса, влажно поблескивающая в лунном свете. Паутина окутывала ее плесневым коконом. У нее были нечеткие руки и ноги. Неясная, наполовину сформировавшаяся голова. Черты лица еще не оформились. Вот только Чарльз понял, что это такое.

Вроде-как-мама. Растет здесь, в грязи и сырости, между гаражом и домом. За высокой стеной бамбука.

Она почти готова. Еще несколько дней – и она созреет. Пока это все еще была личинка, белая, мягкая, влажная. Солнце ее высушит и согреет. Позволит внешнему слою затвердеть. Сделает его темным и прочным. Она вылупится из кокона и однажды, когда его мать зайдет в гараж… Позади вроде-как-мамы была еще одна мягкая личинка, только недавно отложенная жуком. Маленькая. Только-только появившаяся. Он увидел, где именно открепился вроде-как-папа – то место, где он вырос. Он тут созрел. А в гараже с ним встретился папа Чарльза.

Чарльз начал проворно отступать от гниющих досок, отбросов и грязи, от влажных грибов и личинок. Он протянул подрагивающую руку к забору – и резко отпрянул.