Электрические тела

И когда Гектор открыл магазин, гордо объяснила мне Долорес, он начал зарабатывать деньги. Он работал по пятнадцать часов семь дней в неделю, надрывался, старался сделать как можно больше, сам грузил товары, мыл витрины, протирал образцы, чтобы они блестели, устанавливал стопками коробки с силиконовым герметиком и мастикой для паркета, ведра с клеящим составом для кафеля, квадратики самоклеящегося линолеума. Те, кто называет пуэрториканцев лентяями, никогда не видели, как работает Гектор. Дома он тяжело садился за кухонный стол и тревожно подсчитывал дневную выручку и расходы. И когда он видел, что расходы окупились, а наличные еще остались, то начинал возбужденно говорить: «Долорес, сегодня в магазин народ так и ломился. Сегодня у нас побывал весь мир. Мой отец говорил, что Бруклин умер. Что итальяшки и ирландцы перебираются на Статен-Айленд, подальше от Лонг-Айлендского шоссе. Ну и что? Пусть мотают, на хрен. Ко мне сегодня пришли пять парней из Бангладеш, они заключили контракт на ремонт девятнадцати туалетов в офисном здании и решили закупить материалы как можно дешевле. Я предложил им хорошую цену. А почему бы и нет? Товарооборот есть, небольшую прибыль я получил – а они вернутся. Они купили две тысячи квадратных футов. А еще приходил какой-то русский старик с сыном вместо переводчика. Ты бы видела, как он пускал слюнки на уретановые плитки! Сын, когда переводил, сказал, что его отец такого дерьма в России не видел. И несколько баб с Гаити. Толстые суки, только и рассматривали то один образец, то другой. У одной ребятенок нассал на пол. Мы заработаем деньжат, Долорес. Я знаю. Все получится, я это чувствую. Место удачное. Напротив, через квартал, есть магазин «Фрэнкелз». Люди идут к нам, потому что знают: там можно купить скобяные товары, а здесь – пол. И не придется парковаться два раза. Приходили какие-то корейцы, хотели взять остаток двадцать два на двадцать шесть. Такого большого куска в остатке не бывает. Им не важен был рисунок. Я продал им три куска конголеума «Вальфур 03691», которые друг к другу не подходили. Все приходят. Переехал в другую квартиру – нужен новый линолеум на кухню, потому что мама увидит кухню и разорется, что она такая грязная. Даже если вы ее снимаете. Я говорю по телефону, входит такая лощеная сучка и покупает лист «Армстронг Соларианм Суприм», самый дорогой, какой у меня есть, четыре пятьдесят за ярд, голубой узорчик, для ванной. Она приехала сюда с Бруклин-Хайтс, потому что искала нужный узор. Спрашивает меня, во сколько обойдется установка на следующий же день, а я говорю: сто баксов, потому что моя бригада перегружена. Сделал вид, будто мы очень заняты. Я решил, что она ни за что не клюнет, но сказал, чтобы проверить. Мэнни и Луис могут установить это дерьмо за сорок минут, самое большее за час с дорогой. А я плачу им восемь в час наличными, Долорес. Я на одной только установке поимею восемьдесят баксов. Дамочка велит снять деньги с «Визы» и идет смотреть плитку для ванной. Все получается, Долорес, дело идет!»

Он говорил и говорил, искренне веря в успех. Поначалу магазин приносил убытки, и, несмотря на оптимизм Гектора, в течение нескольких месяцев казалось, что ничего не получится и дело не пойдет, но затем, подобно парусам, надуваемым ветром, все предприятие двинулось вперед. Люди превышали лимит своих кредиток, а банки не тревожились. Даже в неблагополучных районах Бруклина денежное обращение было таким, какого никто не помнил. Некоторые из самых привлекательных девушек района зарабатывали по сотне долларов в лучших барах Манхэттена, просто ставя кружки с пивом перед белыми мужчинами в галстуках. Умея печатать на машинке, можно было получить ночную работу на Уолл-стрит, вводя данные в компьютер: многие женщины постарше, у которых не было детей, нуждавшихся в присмотре, зарабатывали такой работой по двадцать – двадцать пять тысяч в год – деньги, о каких они прежде даже мечтать не могли. Гектор выплатил тысячу долларов бизнесмену-китайцу раньше срока.