На кровати, почти спрятавшись под одеялом, спала Мария. Она дышала со свистом.
– Она больна?
– Простуда, – ответила Долорес. – Небольшой жар.
– Судя по звуку, у нее застойные явления.
– Всё будет нормально. Ей просто надо поспать. – Долорес смотрела, как медленно поднимается и опускается спина ее дочери. – Здесь так шумно, что она не может спать. Днем тихо, а ночью – шумно.
– Здесь адски жарко.
– Отопление работает. Не отключается. – Она недоверчиво посмотрела на меня. – Так зачем вы пришли?
Конечно, ведь мы были незнакомы.
– Я позвонил миссис Трискотт, а она сказала, что уволила вас.
– Да, – раздраженно отозвалась Долорес. – И что?
– Она сказала, что вы слишком переутомлены, чтобы работать.
– Да, я устала, но я думала и о Марии. Мне приходилось оставлять ее здесь, а мне это не нравилось. Послушайте, я ценю, что вы обо мне беспокоитесь, но... – Долорес обожгла меня взглядом темных глаз, – но мне ваша помощь не нужна.
Радиатор прерывисто шипел. Я согласно кивнул.
– Глаз у вас проходит.
– Я долго держала на нем лед. К тому же на мне все быстро заживает, – саркастически добавила она.
– Где ваш муж?
– Какое вам, к черту, дело?
– На вас обручальное кольцо, Долорес. Где этот человек? Почему его нет рядом с вами?
– Это очень личные вопросы, вам не кажется?
Конечно. Я сошел с ума. Я не знаю этой женщины, а она не знает меня. Но я сидел и смотрел в смуглую гладь ее лица. А ее дочь лежала на кровати и спала.
– Я ведь не спрашиваю вас, на ком вы женаты, как ее зовут и хорошенькая ли она, так? – гневно спросила Долорес. – Она положила ногу на ногу. – Я хочу сказать – где
– По правде говоря, это долгая история.
– Ну
Ее реакция, столь неожиданная и яркая, была прекрасна. Это говорило о том, что Долорес сильная. Меня восхитило то, насколько она уверена в себе. Она знала себя, она себе нравилась. Лиз была такой же. Сильные женщины всегда самые привлекательные.
– Это
– Я был женат, – прервал я ее. – Мою жену убили. Какой-то тип подъехал к перекрестку, где она стояла, и стал стрелять в других типов, а она оказалась рядом.
– О господи! Извините, – быстро сказала Долорес, широко распахнув глаза. – Я понятия не имела. Я просто сказала так, потому что...
Она не договорила. Наклонившись, она стала растирать Марии спину.
– Я понимаю, почему вы это сказали, – отозвался я. – Вы не знаете, почему я пришел сюда. И я толком не знаю почему.
Долорес взвесила мои слова.
– Я просто хочу, чтобы вы знали: я не свободна. То есть я все еще
Я ничего не ответил. Вместо этого я пытался представить себе, как сон, хорошая еда и новая одежда могли бы преобразить Долорес. Она встала, чтобы пощупать Марии лоб. Ее футболка, приподнятая грудью, доходила до пупка, так что я увидел полоску ее живота и представил себе, как веду большим пальцем по изгибу ее талии. Гладкость ее кожи. Интересно будет видеть мою белую руку на фоне смуглой плоти ее живота, бедра, еще где-то... Или мой член у нее во рту. Об этом я тоже думал. Подобные мысли приходят мне в голову.
Теперь Долорес наклонилась и поправила на дочке пижамку.
– Между мною и мужем все пошло наперекосяк, ясно? И он
– Откуда он узнал?
– Там, где я жила, у меня осталось слишком много подружек, которым вроде как его жалко. Нам с Марией надо переехать.
– Это он вас ударил?
Долорес закрыла глаза и отбросила голову назад, протяжно вздохнув. У нее была гладкая шея. Потом она опустила голову и открыла темные глаза.
– Знаете, если не считать того, что я знаю, где вы работаете, я не знаю, кто вы и чего хотите, хотя насчет вот
– Миссис Трискотт...
– Ага, она обращается со всеми как с дурочками, ясно? Она довела одну из девушек – славную такую китаяночку – до того, что та при всех заплакала. Кричала на нее за то, что она не знала, как надо писать «фидуциарные экстраполяции». – Долорес подошла к шкафу и вытащила оттуда пальто, которое было на ней в тот вечер, когда я впервые увидел ее в метро. – Я хочу, чтобы вы отсюда ушли.
Я встал, чтобы уйти.
– Насколько я могу видеть, вы в тупике, Долорес.
Она плотно закуталась в пальто, несмотря на удушающий жар от радиатора.
– Вот как?
– Тот тип внизу надеялся, что я заплачу за вашу комнату.
Она закрыла глаза и с досадой вздохнула: