Электрический остров

Чередниченко явно задыхалась. Подавая ей воду дрожащими руками, Нина облила мраморное платье, но Марина не видела этого. Выпив воду, она откинулась на спинку кресла с мертвенно-бледным лицом и несколько минут дышала прерывисто, с таким шумом, словно легкие были пробиты теми ударами, что нанесла ей Нина. Потом она тихо сказала:

— Приступ астмы. Сейчас пройдет. Лекарство в сумочке… — и снова закрыла глаза.

Нина открыла ее сумочку и нашла стеклянную пробирку. Положив ее в руку Чередниченко, она следила за тем, как Марина трудным движением открыла пробирку и приложила белую от порошка пробку к губам.

Теперь, когда глаза ее были закрыты и голос их не звучал, Нина со страхом подумала о том, что она сделала. Она сама открыла Марине ее тайну, она первая крикнула на палубе корабля: «Земля!» — и теперь Чередниченко поступит, как всякий капитан, она направит корабль к пристани, к Андрею! И если у нее хватило смелости или, лучше сказать, наглости, чтобы прийти к Нине со своими наветами, то ли еще она может сделать, чтобы смутить покой Андрея? Нине хотелось бы думать, что Чередниченко притворяется, что это никакой не приступ болезни, а тот дамский обморок, которым легче всего прикрыть свое поражение. Но Марина полулежала в кресле, как мертвая, и на нее было страшно смотреть. Так вот почему она так спокойна и малоподвижна! Значит, она знает, чем ей угрожает каждое резкое движение и волнение, значит, она боится за свою жизнь каждое мгновение и обманывает всех, что счастлива, красива и здорова! Притворщица! И она будет притворяться и дальше красивой и здоровой, чтобы завладеть Андреем. Она еще попробует теперь найти свое счастье, и Нина сама указала ей путь, о котором она, возможно, не знала…

«Но что же такое она говорила о нас, обо мне и Андрее?» Ага, значит, она имела в виду не измену, а то странное чувство холодка между Ниной и Андреем, который, не будем этого отрицать, появился между ними за последние недели. Кто виноват в появлении этого холодка, сам ли Андрей, или Нина, или явное ухаживание Улыбышева, не важно! Но холодок может превратиться в абсолютный нуль — она почему-то стала тщательно вспоминать, сколько же это градусов, как будто решала школьную задачу по физике; вспомнила — минус двести семьдесят три, — и вот тогда Чередниченко победит в борьбе. Но Нина не допустит этого! Нет, никогда!

Нина сидела неподвижно, со страхом глядя на Марину, лицо которой оставалось все таким же бледным, и с боязливой надеждой прислушивалась, не зашуршат ли в саду шаги мужа или кого-нибудь из знакомых. Ей было так страшно, как если бы она присутствовала при умирании, хотелось бежать, и в то же время она знала, что не в силах сделать ни одного движения.

Она вскочила на ноги, как только услышала шаги Андрея. Он шел не один. В полосу света попала Вера Велигина. Не обращая на нее внимания, Нина бросилась к мужу и обняла его, пряча лицо на его груди.

— Мне так страшно, так страшно! — задыхаясь, сказала она.

Орленов взглянул на Чередниченко, тело которой как бы утратило присущие ему твердые формы, вызывавшие представление о камне, увидел залитое водой платье и, удерживая одной рукой Нину возле себя, спросил:

— Что с ней?

— Приступ. Астма или грудная жаба, я не поняла, — сказала Нина и вдруг поймала себя на том, что говорит это со злорадным удовольствием, думая: «Вот тебе! Вот тебе! Ты всю жизнь скрывала свою болезнь, ты пришла сюда, чтобы устроить мне скандал, а попалась сама! Я выдала твой секрет и не огорчаюсь, наоборот, я рада. Теперь ты будешь знать, как обижать других…»

И еще одно доставило ей успокоение: муж не бросился к Марине, не вскрикнул, не проявил особенного беспокойства, которое могло бы означать бог знает что. Нет, он деловито усадил жену, обернулся к Велигиной и спросил:

— Чем ей можно помочь? Врач на острове есть?

— У нее это часто бывает, — спокойно, как говорят о привычном, ответила Велигина. — Обыкновенно припадок проходит через две-три минуты. — И, обращаясь к Нине так строго, будто подозревала ее в том, что она виновата в припадке, спросила:

— Давно он начался?

— Я не знаю. Я так испугалась, что не почувствовала времени.

— Припадки происходят от сильного волнения, возбуждения, которых она старалась всегда избегать. О чем вы говорили?

— Право, не помню, — солгала Нина. — Может быть, она волновалась перед тем, как пришла сюда? Я обратила внимание, что она выглядела плохо…

— Я поссорилась…— медленно заговорила Марина, не открывая глаз, и Нина с ужасом посмотрела на нее, — с Улыбышевым… — с усилием закончила Марина, и снова в ее легких что-то засвистело, мешая дышать.

— Нина, приготовь постель, — сказали Андрей. — Мы сейчас уложим ее.

Нина осталась стоять, с боязливым любопытством глядя на то, как Чередниченко огромным усилием воли возвращала себя в мир живых. Должно быть, слова Орленова показались ей такими же несуразными, как и Нине, потому что она приоткрыла глаза и тихо проговорила:

— Не надо… Я… сейчас… встану.