Электрический остров

Сон был длинный, прерывистый, заполненный сумрачными видениями. Ей часто хотелось проснуться, броситься на шею мужа, прижаться к нему и попросить защитить ее. Потом в ней начинала говорить злая гордость, и эта гордость подсказывала, что Андрей сам должен сделать первый шаг к примирению, что именно он виноват в том, как трудно сейчас Нине.

А когда Андрей возвращался из лаборатории и делал попытку за попыткой примириться с нею, она вдруг замыкалась в холодную враждебность и истолковывала их так: он делал первый шаг, значит он виноват!

В чем он виноват, она не знала, но достаточно было подумать об этом, как вся ее душа возмущалась, и она гордо отворачивалась от мужа, будто и не видела, как плохо ему, как недостает ему ее нежности, ее улыбки, просто ее присутствия. А она, находясь и рядом с ним, отсутствовала, блуждая в лабиринтах своей обиды и вражды к нему, выдумывая вину за виной, в которых он повинен.

Он мстит Улыбышеву потому, что влюблен в Марину Чередниченко и ревнует ее прошлое. Он завистлив, поэтому будущая удача Улыбышева не дает ему покоя. Он раздражителен и мнителен, поэтому он обвинил Улыбышева, будто тот ухаживает за Ниной. Он тупой и ограниченный человек, у него нет той широты взглядов, которая есть у Бориса Михайловича. Вот почему он напал на бедного Улыбышева…

Каждое такое обвинение Андрей мог бы опровергнуть, но она не желала высказывать их, копя их для себя и даже не замечая, что все они обратной своей стороной направлены на защиту Улыбышева. И когда обвинений скопилось так много, что она готова была задохнуться под их тяжестью, наступил момент, что оправданий от Андрея уже не требовалось. Он был лишен права голоса, права ответить, и это было самое злое осуждение.

Все то время, пока происходил внутренний процесс обвинения мужа, Нина, в сущности, оставалась все той же Ниной, почти беззащитной, и если бы нашлась дружеская рука, которая подтолкнула бы ее к Андрею, весьма возможно, что она не стала бы противиться. Тут пока что и всего-то материала было на одну хорошую истерику, а истерика чаще всего кончается слезами, которые, как грозовой дождь, увлажняют душу. Если после такого дождя вовремя посадить ростки добра, они еще могут созреть. Но дружеской руки не было, а сам Андрей по молодости своего супружества не мог и предполагать, какие странные процессы происходят в душе его обиженной жены. К тому же он был занят, шли последние дни работы над прибором, и работа эта отнимала все время. Поэтому, когда он возвращался в свой холодный дом, температура душевности в котором давно была ниже нуля, он только плотнее стискивал зубы. А когда он делал неуклюжие попытки к примирению, они выводили Нину из себя, потому что он не мог понять, в чем виноват, не мог признать несуществующей вины, не догадывался, что надо отказаться от помощи Марины, от дружбы с нею, отказаться резко, пусть хоть бы со зла, которое легче выместить на ничем не повинной девушке, нежели на виноватой жене. Он пытался действовать сообразно разуму, а от него требовали неразумных поступков, больше того, не требовали, а ждали, что он догадается сам. А как он мог догадаться, если и не подозревал, какая страшная работа происходит в душе жены…

Окружавшие Нину люди говорили, что Андрей сам виноват во всем, сравнивали мягкость и тонкость Улыбышева с грубостью и нечуткостью ее мужа, рассказывали, как Улыбышев страдает, а она в то же время видела, как муж ее не потерял ни аппетита, ни страсти к работе. Страдания его были столь неуловимы для ее холодного взгляда, что ей проще было думать, что он бесчувствен, и нанизывать еще одно обвинение к тем другим, что она скопила в себе.

Тот выбор, который она однажды уже сделала, став на сторону Улыбышева против мужа, теперь подкреплялся изо дня в день все новыми доводами. Появились советчики — любители вмешиваться в чужую жизнь, а тех, кто пытался удержать ее от неправильного шага, она не хотела слушать. Ведь так приятно считать себя невинной и взвалить вину на мужа. Может быть, только горячая, страстная защита, со слезами, с руганью, с кровной обидой, нанесенной Нине за ее пренебрежение мужем, могла еще толкнуть ее к Андрею. Однако таких защитников у Андрея не нашлось. Зато те, кто так любит сплетничать, судачить, советовать, подталкивать к дурному, вмешиваться в чужие дела, могли свободно делать свое дело, влиять и злорадно посмеиваться про себя, расталкивая в стороны двух молодых и таких еще несмышленых в семейной жизни людей.

Было и еще одно обстоятельство, которое действовало против Андрея в борьбе самолюбий.