Электрическое королевство

Они с папой робко улыбнулись, и в темноте как будто зажглась вторая свечка. И только положив голову папе на плечо, Нико осознала, что это первый их физический контакт с тех пор, как в семье из трех человек осталось лишь двое.

Птицы

В среднем Доставщик появлялся раз в месяц. Уже долгие годы гости были для них большой редкостью (а в самые темные моменты Нико даже думала, что и навещать-то их некому), поэтому каждая доставка становилась поводом для праздника.

Вечером в День доставки полагалось устроить пир. Забыть о кукурузе и бедном кролике или суслике, угодивших в ловушку, накипятить побольше воды, открыть пять, шесть или все семь запаянных пакетиков сырной лазаньи, тортилья-супа или макарон с чили и набить животы до отказа.

Нико прочла много книг и понимала, кто такой Санта Клаус, и, хотя Рождество они не отмечали, Доставщик представлялся ей этаким Сантой. Его лица Нико ни разу не видела, как, наверное, не видел никто. В Сельском Доме был устроен особый люк – квадратное отверстие, прикрытое дощечкой, которая поднималась и опускалась на манер гильотинного ножа; через него-то Доставщик и просовывал еду, чай, соль и сахар, моющие средства, зажигалки и свечи. Раньше, давным-давно, вместо сублимированных продуктов приносили консервированные – Нико помнила скользкие сладкие персики, груши, колечки ананасов. Но они закончились. Единственное, что не проходило в дверцу люка, так это двухкилограммовые тубусы с корицей (когда-то, когда еще была армия, их раздавали военные), поэтому специи Доставщик оставлял на крыльце. А поскольку парадная дверь вела в библиотеку, Нико не раз слышала, как приподнимается дверца люка, в которую затем просовываются руки в серых перчатках и оставляют на полу пакеты с припасами. На всё про всё уходили считаные секунды. Дверца снова закрывалась, Доставщик спускался с крыльца и уходил.

Когда Нико была младше, она верила, что эти руки – волшебные птицы, которые влетают в люк, принося экзотические продукты из далеких стран. Она подбирала пакетик (а до того консервную банку) и воображала страну вроде Оз – или фабрику Вилли Вонки 2.0, некий край, где кулинарные горизонты простираются шире обычных сладостей, – страну, где готовят роскошества вроде крупно нарезанных томатов в собственном соку, острого бефстроганова или макарон с чили.

Эти серые птицы представляли внешний мир, который Нико с отцом называли Великим Сине-Зеленым Далёком. Протянувшиеся на километры дороги и руины городов, океаны и все остальное, лежащее за пределами того, что она видела с чердачного балкончика.

Нико верила, что эти серые руки – и впрямь живые птицы, до того дня, когда она, читая «Дюну», не услышала, как приподнялась крышка люка. Тогда она закрыла книгу, погасила свечу и приблизилась к окошку в спальне. Оно хоть и было заколочено, но между досками имелась щелочка. Нико приникла к ней как раз в тот момент, когда в густом лесу скрылся незнакомец. Он не вернулся, и тогда она снова легла в кровать, зажгла свечу и открыла книгу, однако все ее мысли были о человеке в черно-сером костюме из синтетической ткани, перчатках, ботинках и шлеме – точь-в-точь персонаж «Дюны».

Позднее Нико размышляла о том, как меняется в туманном течении времени знание: вот ты цепляешься за некую истину, а потом вдруг отбрасываешь ее, точно детскую выдумку.

Когда эти серые волшебные птицы стали руками Доставщика?

Времена

Они сидели на чердачном балкончике, свесив ноги и попивая чай из кружек.

– Какой рукой лучше всего размешивать сахар в кружке чая? – спросил отец.

Нико встревоженно посмотрела на него в ответ.

– Это шутка, Ник.

– Не знаю, – сказала она. – А какой?

– Той, в которой держишь ложку.

Вот те раз, свежая шутка. Такое редко случалось.

– Неплохо, пап.

Отпив чаю, он причмокнул губами:

– Ну, или той, в которой ты привык держать ложку.

Вид, как всегда, поражал: раскинувшиеся на многие километры вокруг верхушки деревьев и горы, выше которых было только небо. Тут Нико чаще всего проводила время с отцом: слушала истории, шутки, смотрела, как он, просунув руку между балясинами, тянется к горизонту – словно пытаясь ухватить его, словно одного вида ему мало.

Лучше всего тут сиделось по ночам. Этот вид они называли Великим Сине-Зеленым Далёком.

– Как ты только пьешь эту бурду? – поморщилась Нико, глотая чай. – Даже с четырьмя таблетками она на вкус как старый башмак.

Папа посмотрел на кружку, и Нико не сразу поняла, спокойно он на нее смотрит или удивлен, что держит ее в руках.

– У меня чай толком не получается, – прошептал папа и сделал большой глоток. – Только ты умеешь заваривать его правильно, больше никто.

Лес еще не побелел, однако ждать оставалось недолго. Зимы выдавались суровые, но Нико они нравились. Вернее, ей нравилось коротать зимы в библиотеке у огня и с книгой. Или так, как сейчас, – закутавшись в плед, у панорамного вида на мир. Зимнее тепло – оно особенное.

– Надо поговорить, – произнес папа.

Он все не сводил взгляда с леса, но атмосфера заметно изменилась.

– Ты не уйдешь, пап.

Отец резко обернулся.