Электрическое тело (ЛП)

Я опускаю ультразвуковой шлем на голову Джека и даю ему затянуться ярко-зеленым наркотиком грез. Когда он засыпает, я бесшумно выскальзываю из сенсорной камеры в рубку управления. После чего включаю сканирование мозга и настраиваю монитор, который показывает активность мозга. Я хочу знать, являются ли воспоминания, за которыми я собираюсь шпионить, правдой или же воображением.

Добравшись до второй камеры, я работаю быстро, подключаясь к механизму и накачивая себя еще большим наркотиком грез. Не имеет значения, что я выпила четыре чашки кофе − как только наркотик попадет в мой организм, я отключусь.

Меня ошеломляют виды, запахи, звуки всей Новой Венеции. Свет становится ярче, воздух пропитан запахами пастицци* (*Прим. ред.: Пастицци — традиционные мальтийские булочки с сыром или другими наполнителями) и медовых колец, гудки и сирены так раздражают, что я закрываю уши руками. Я не могу сосредоточиться в этой какофонии звуков.

В центре столпотворения — грезы, но не совсем те, что я знаю. Прыгающая неоновая овца больше и блестит ярче, мигающий лозунг мигает беспорядочно.

Это память Джека, и для него новая Венеция была хаотичной массой образов и звуков. Интересно, как долго он был в городе на тот момент. Интересно, он все еще считаетновую Венецию такой же? Для меня город так же удобен, как и моя квартира.

Джек начинает входить в Спа-салон Ментальных Грез, но колеблется. Он, кажется, испугался. Затем останавливается у окна, нервно проводит пальцами по волосам, пытаясь пригладить их. На нем мятый костюм и начищенные ботинки. Он пытается поправить галстук в отражении на блестящей поверхности окна.

И затем…

Я иду к нему.

Я.

Это не я − это воспоминание обо мне. Воспоминание меня более совершенно, чем настоящая я. Она больше похожа на лучшую версию меня; на то, как я хотела бы выглядеть, чем на то, какая я на самом деле. На мне черная майка, джинсы, кроссовки и подвеска в виде печенья. Волосы собраны в хвост. Кажется, я возвращалась с йоги в Центральных Садах − я занималась этим до того, как маме стало хуже. В воспоминании я занята своим наручКОМом, просматривая сообщения.

Я смотрю, не в силах оторваться от воспоминаний Джека.

А затем Джек отворачивается от окна, где в отражении поправлял галстук, и видит меня. Город исчезает.

Сонный пейзаж − серый и пустой, не бесплотный, просто пустой. В какой-то момент город был там, такой властный и огромный, а в следующую секунду он исчез.

Это происходит так внезапно, что я начинаю задыхаться.

Значит, это правда. Джек действительно встречал меня раньше. И когда он увидел меня впервые, весь мир для него померк.

Глава 38

Я не могу понять, что вижу.

Я… я и понятия не имела, что когда-то встречала Джека. Но когда он увидел меня в первый раз… он видел только меня, все остальное исчезло. И через его глаза − это была та самая Я, которой мне хотелось быть. Он видел меня лучше, чем я есть на самом деле.

Едва дыша наблюда., как мы разговариваем в его воспоминании. Мир вокруг Джека и его воспоминания обо мне медленно всплывают, но грань исчезает. Свет теперь тусклый, едва видимый. Звуки приглушены. Запах лимонов и лаванды − как и мой шампунь − сильнее запахов еды, продаваемой уличными торговцами, вездесущая соленость в воздухе.

Я изменила восприятия Джеком мира.

Его воспоминания ускоряются по мере того, как он следует за воспоминаниями − я погружаюсь в грезы. Он встречает мисс Уайт, они разговаривают. Мои глаза танцуют над картиной воспоминаний Джека в первые дни его работы в Грезах в качестве помощника мисс Уайт. Она никогда не позволяла ему заниматься серьезными делами, но он поддерживал графики и данные, помогал ей с клиентами-спа, но не с грезами.

И я замечаю, что он смотрит на задний план, а не на нее. Он смотрел на меня.

Теперь, когда я вижу его воспоминания, это так странно. Но я не могу не обратить внимание на то, как Джек думает обо мне в своих воспоминаниях. В каких бы воспоминаниях я не появлялась, его мир становился сразу ярче, слаще. За пределами моего сияния он тусклый и темный.

Вскоре память Джека замедляется − примерно через месяц после того, как он начал работать в Грезах. Он видит, что я плачу. Я помню ту ночь. Не Джек, − но я помню, как плакала, сидя на скамейке на крыше нашей квартиры. В тот вечер мамины врачи заговорили об уходе после смерти, и их лечение было направлено на то, чтобы мама чувствовала себя комфортно, а не пыталась найти лекарство.

В ту ночь врачи отказались от нее.

Я закрыла глаза, вспоминая. Я поднялась по лестнице в мамин сад − к сожалению, заброшенный на тот момент, почти все было мертво, а в гидропонной системе начали цвести водоросли. Я села на скамейку и заплакала. Я ничего не скрывала. Несмотря на то, что я сидела на крыше, в одном из самых больших городов в мире, я чувствовала, что это самое уединенное для меня место − вне пределов слышимости от всех остальных, в месте, куда мама больше не могла попасть.

Когда я думаю о том времени, я вспоминаю насколько мне было одиноко.