Лодка раскачивается так сильно, что я едва не теряю равновесие. Грязная соленая вода наполняет мой рот, и я выплевываю ее, снова цепляясь за деревянные доски.
− Она была здесь, − рявкает низкий мужской голос. Дерьмо. Это один из копов.
− Да, она запрыгнула в мою постель, − та куча тряпья, в которую я врезалась — это ее кровать?
Раздается громкий хлопок, за которым следует тяжелый удар. Полицейский ударил ее так сильно, что женщина упала на лодку.
− Знаешь, что я думаю? Думаю, ты помогаешь ей бежать. Она здесь прячется? − коп рычит.
Я съеживаюсь в воде. Я опускаюсь так низко, что выглядывает только нос. Я должна быть храброй. Должна помочь защитить эту женщину, которая послала своего сына вместо меня, чтобы отвлечь копов. Я не знаю, что мне делать. Но это неправильно − прятаться здесь, пока ее бьют.
Я закрываю глаза и молюсь, чтобы меня не обнаружили.
Ненавижу себя.
Я такая трусиха.
Тряпки и одежда падают за борт лодки, и женщина кричит. Он выбрасывает ее вещи. Тряпка была просто никчемными обрывками, но это была ее кровать, одна из немногих вещей, которыми она владела, и он сбрасывает их в воду. Мокрая фотография ребенка − Чарли? − уплывает. Я машинально хватаю фотографию. Я мало что могу сделать, но, по крайней мере, хоть это могу спасти. Женщина начинает кричать, умоляя полицейского остановиться.
Еще один треск кулака, встречающий плоть. Она замолкает, но я слышу ее тихие рыдания. Это самое громкое, что я когда-либо слышала.
Тяжелые шаги приближаются ко мне. Он собирается заглянуть в воду.
Я делаю глубокий вдох и погружаюсь в воду. Надеюсь, барахло в воде − достаточное укрытие, чтобы спрятать мои брыкающиеся ноги, когда я заставляю себя спуститься под лодку.
Я считаю секунды. Раз… два… три…
Десять…
Двадцать…
Когда мне будет безопасно всплыть? Поднимусь ли я из воды только для того, чтобы быть пойманной?
Сорок…
Шестьдесят секунд − полная минута.
Мое сердце колотится, и я сжимаю фотографию малыша Чарли в одной руке, а другой касаюсь дна лодки женщины.
Восемьдесят…
Сто…
Сто двадцать − две минуты.
Я думала, что мои легкие будут гореть от долгого ожидания, но я в порядке. Я могу это сделать. Я могу спрятаться.
Сто пятьдесят секунд.
Как долго я смогу задерживать дыхание?
Три минуты.
Разве мне сейчас не нужен воздух? Почему я могу так долго задерживать дыхание? Мое сердце все еще колотится; я чувствую панику − разве мне не нужно дышать?
Четыре минуты.
Лодка кажется стабильной и тихой, но, хотя внутри меня охватывает паника при мысли о том, что я так долго буду под водой, я остаюсь. Чем дольше я здесь, тем дальше будет полиция, когда я всплыву.
Пять минут.
Я даже не чувствую боли. Я помню, как училась плавать в детстве, как старалась оставаться под водой дольше, чем Акила, как болели легкие, как горело лицо. Но здесь, сейчас − ничего.
Шесть минут.
Я должна быть мертва, не так ли? Шесть минут под водой… это точно убьет меня.
Семь минут.
По привычке я смотрю на браслет в поисках официального времени. Может, я просто очень быстро отсчитываю секунды, может, на самом деле не прошло и семи минут. Но когда я смотрю на свой браслет, то вижу, почему он не работает. Крошечный кристалл тейз встроен в тонкую технологическую фольгу. Я протягиваю руку, удивляясь тому, что вижу. Дюжина или больше оглушающих тейз колют мою плоть, усеивая ее кристаллами.
Я беру одну из них и сжимаю двумя пальцами. Существо разбивается под водой, испуская короткую вспышку искр.
Оно работало. Оно работало, и это было в моей коже, и я ничего не чувствовала.
Я смотрю на дно лодки, под которой прячусь. Прошло не меньше десяти минут. Десять минут под водой, и я ничего не чувствую. Я в порядке. Я была поражена дюжиной или более кристаллов тейз, и я даже не заметила.
Я… я не человек.
Глава 44
Я просидела под водой целых полчаса, и только потом отпустила лодку и, ухватившись, подпрыгнула рядом с ней. Я дрожу в прохладной темной воде. На лодке, что находится ближе к заливу, старик встает у борта и мочится прямо в море. Его водянистые глаза скользят по мне, но его, кажется, не заботит девушке, цепляющаяся за бок старого луззу.
Я подпрыгиваю в воде настолько, что б получилось шлепнуть промокшую фотографию ребенка на деревянные перила.
С лодки донесся тихий писк удивления, и маленькая рука сжала мое запястье.
− Спасибо, − шепчет мне хозяйка лодки. − Не знаю, как ты ее спасла, но спасибо.
− Спасибо, что защитили меня, − шепчу я в ответ. Ее лицо все в синяках, губа рассечена, мокрая куча тряпья, темным пятном валяющаяся на полу лодки, − вещи, которые она смогла спасти из воды.
− Чарли?.. − я не могу заставить себя задать этот вопрос.
− С ним все будет в порядке, − говорит женщина, но я в этом не уверена, да и она тоже.