Электрическое тело (ЛП)

− Изначально Парадиз-Бей должен был стать достопримечательностью, − говорит Джек. − Это должна была быть одна из остановок на пути следования поездов. Но потом планы провалились, бездомные заселили туннель, но в конце концов все равно был заброшен. Он идет до самого безмолвного города.

— Так было удобно, — произносит Ксавье своим грубым голосом. — Путь сопротивления проходил через тоннели, как и до гражданской войны. Правительство любезно забыло о его существовании.

− С тех пор как?..

− С тех пор, как обмен финансовыми ресурсами начался в середине 21-го века, люди видели, что происходит, и работали, чтобы предотвратить это. − Джек ведет меня к металлическому экипажу.

− Что должно было произойти? − я изо всех сил стараюсь не отставать: ноги Джека вдвое длиннее моих.

− Объединенное правительство. Да, звучит неплохо. Но дело в том, что если правительство становится слишком большим… ну, оно забывает о людях. Район Фокра является тому подтверждением. В Новой Венеции не должно было быть бедняков — во всяком случае, таких. Семья Акилы никогда не была богатой, но у них всегда был дом и достаточно еды. Или, по крайней мере, я так думала. Она никогда не говорила мне… я не знала… неудивительно, что она хотела сбежать в армию.

− Жертвовать немногим ради блага остальных − прекрасно, пока не вспоминаешь, что мы говорим о людях, − добавляет Джек с горечью в голосе.

− Жертвовать немногими ради блага остальных… − повторяю я его слова, останавливаясь как вкопанная.

− Во взрывах андроидов Зунзана не виновата, − говорит Джек сразу.

− О, я тебе верю… — говорю я, останавливая его. − Но… − я думаю об Акиле, о маме. О Папе. Об Эстелле Беллес и еще ста трех людях, погибших при взрыве андроидов. А затем о еще сотнях тысяч людей, погибших в гражданской войне. О оспинах, оставленных бомбами на острове, о разрушенных городах. − Я не хочу, чтобы мои друзья умирали. Моя семья. Я не хочу умирать, − говорю я. − Но я также не хочу новой войны.

− Элла, мы не можем позволить правительству лишить нас человечности, − начинает Джек.

− Это они начали! − говорит Джули звонким чистым голосом. − Если потребуется война, чтобы остановить их… C'est vraiment des conneries! Pute! (Прим. Перев.; с франц: − Это действительно фигня! Шлюха!) Она бормочет что-то по-французски, но я не понимаю, а Ксавье отводит ее в сторону, успокаивая.

Джек поворачивается ко мне, на его губах застыл аргумент.

Я вскидываю руки. − Послушай, я не пытаюсь снова ввязаться в спор. Я обращаюсь к тебе из-за того, что знаю, что творится в твоей голове. Как бы то ни было − не пытайтесь быть благородными, когда у вас на руках кровь. Вы восстаете против правительства, и хоть вы еще не прибегли к их методам, к чему, по-вашему, это приведет? Если вы хотите свергнуть правительство, то просто окажетесь на их месте, − я отворачиваюсь, мне невыносимо смотреть на него. − Здесь нет победителей. Нет ни хороших, ни плохих. К тому времени, как все закончится, на наших руках будет кровь.

Джек поворачивает меня обратно, заставляя встретиться с ним взглядом. − Элла, − произносит он мрачным и серьезным голосом. − Я понимаю, что ты меня не помнишь. Но если бы ты помнила, ты бы знала, что я никогда не стану таким человеком, каким ты меня считаешь. Но я не позволю превратить себя в… что бы это ни было. Если мне придется убивать − я убью, я сделаю все, чтобы защитить себя и человечество. Но если они прибегнут к насилию, можешь быть уверена: я не взорву полгорода и не убью ни в чем неповинных людей. Если я собирусь кого-то убить, то я буду смотреть этому человеку в глаза, делая это, и он будет знать, почему и за что.

Он делает паузу, и его горячий сердитый взгляд скользит вверх-вниз по всему моему телу. − Кроме того, − говорит он, − каждый герой, которого я знаю, пропитан кровью.

Я проглатываю комок в горле, судя по тому, как Джек говорил раньше, он считает моего отца одним из своих героев.

− Нам пора, − снова прерывает Ксавье. Он открывает перед нами дверцу вагончика, Джулия первая забирается внутрь, бросая на меня злобный взгляд, когда я следую за ней. Она вспыльчива и яростна, и ей достаточно одного того факта, что я не хочу войны и прочего, чтобы она усомнилась в моей ценности.

Джек садится рядом со мной, Ксавье подходит к рулю, заводит «карету» и уносит нас в темный туннель. Солнечный стеклянный кирпич не только питает экипаж, но и отбрасывает сияющий свет, освещая туннель.

− Я не хочу войны, − шепчу я.

− Что? − спрашивает Джек. Я отворачиваюсь — я и не заметила, что говорила довольно тихо для того, чтобы меня услышали.