Иван Ильич переступил порог и прикрыл дверь. Внутри Коржунова что-то перевернулось, тяжело стало, и он выдохнул.
– Я знал, что ты придешь.
Александр сидел, повернувшись к окну.
– Делай свое дело и уходи, – тихо сказал Фролов и развернул кресло в сторону вошедшего.
Он был удивлен:
– Коржик, ты чего здесь?
– Ты же шказал, что ждес меня, – улыбнулся полковник.
– Вообще-то не тебя, но раз пришел, заходи.
Коржунов вошел, положил на стол сверток, развернулся лицом к Саше и улыбнулся:
– Я присол, чтобы напомнить тебе кое-что. – Он снова повернулся к столу и начал разворачивать мешковину.
– Перед тем как… ты мне напомнишь, ответь, почему именно Коржик?
Иван повернул только голову, продолжая возиться со свертком. Теперь Александр заметил, что Мансуров полностью заменил Коржунова. Та же ухмылка, те же безумные глаза. Если бы полковник сейчас был в шапке или обрил голову, то у Фролова не осталось бы сомнений, что перед ним Электрик.
– А какая, к хренам, тебе разница? Закрой глаза и предштавь, что это я. – Мужчина поднял со стола бамбуковое короткое копье с электрическим шнуром на конце. – И только я. – Он нагнулся и воткнул вилку в розетку. – Присло время умирать.
– Нет.
Ухмылка Мансурова стала еще шире:
– Ты боишша? Да, ты боишша.
– Я говорю, нет электричества. Твоя «удочка» не сработает.
– Сегодня не твой день, Электрик, – раздался из коридора голос Игоря.
– Это кто там тявкает? – Мансуров-Коржунов отбросил «удочку» и начал отходить к окну.
В комнату вошли Пришвин и Савельев. Подняв пистолеты на изготовку, они шли на начальника.
– Тисэ, мысы, – Коржунов развернулся слишком резко для тучного человека, открыл окно и прыгнул вниз.
Савельев подбежал к распахнутым створкам, глянул вниз – полковник исчез, – и повернулся к дяде Саше.
– Разве пять этажей недостаточно для того, чтобы умереть? – спросил он.
– Это смотря что с ними делать, – попытался пошутить Костя. – Он не разбился?
– Его там просто нет, – ответил Савельев и подошел к дядьке: – Ну-с, Александр Фролов, пришло время рассказать, что на самом деле случилось с Мансуровым и каким образом эта мразь оказалась в мире людей.
Он понял: конец близок. Мансуров еще в детстве знал, что умрет от электричества. В шесть лет была подготовка к настоящей смерти, репетиция. В его голове рождались не то воспоминания, не то фантазии. Рождались и терзали. Истеричный смех пьяной женщины, мат и удары – все это билось в голове Электрика. Билось и рвалось, хотело выбраться наружу.
Что-то пошло не так. Он должен был умереть там, в заброшенном клубе на краю шахтерского поселка. Умереть одному или вместе с этими нерасторопными ментами. Как плохо, что в России нет казни через электрический стул – тогда слова той нищенки были бы пророческими.
Саша украл у пьяной матери рубль и бежал к универсаму купить себе конфет. Поэтому, когда женщина схватила его за рукав вылинявшей рубахи, он крепче сжал желтую бумажку в кулачке. Неужели мама проснулась и заметила пропажу? Последнее время она мало что замечала, даже когда мочилась под себя. Поняла, что рубль спер «паршивый сукин сын, как и его отец», и отправила в погоню эту старуху.
То, что бабка ведьма, Саша знал точно. И только теперь он понял: ей не нужен его (мамин) рубль, ей нужна его душа. Душа, которую нельзя спрятать в зажатый кулак, как потрепанную банкноту. У маленького ребенка она снаружи – бери кто пожелает. Саша съежился, он готов был отдать рубль, конфеты, да что угодно, только не душу.
Саша почему-то думал: если ведьма читает мысли, то он будет называть ее ласково. На всякий случай, может, она сжалится и не заберет его душу.
Сейчас, сидя на нарах в одиночной камере, Мансуров чувствовал, что нет у него души. Либо все-таки старуха забрала ее тогда, либо не было ее никогда.
Саша вырвался (как же сильно он испугался тогда!) и побежал домой, совсем позабыв о конфетах и намокшем от пота рубле.
Мансуров поморщился.
В тот вечер была вспышка. Вспышка, сделавшая его тем, кем он сейчас и являлся. Ведьма была права. Вернувшись домой, Саша пошел к себе в комнату. Мать что-то громко рассказывала на кухне.