Черт! В который раз Игорь пожалел о выброшенных телефонах, но когда вспоминал мерзкий голос, все проходило. Жили же как-то без телефонов в 90-х? Интересно, как? Он снова вспомнил о дядьке. Действительно, ему ведь тоже угрожает опасность. Коржунов… Электрик в теле Коржунова приходил не только поздороваться. Он хотел убить его. И наверняка хочет и сейчас.
– Игорь, ты где? – Пришвин выглянул из форточки комнаты, в которой спал Дима.
– Что ты разорался? Пацан спит.
– Уже не спит. И рассказывает удивительные вещи.
– Иду, – сказал Игорь и встал со скамейки. Он снова посмотрел на окна дома, который за прошедший вечер стал чужим.
Они усадили Колтуна в кресло, а сами сели вокруг. Масляные светильники поставили на журнальный столик в центре комнаты. От них стало светло почти как при настольной лампе.
– Говори, – предложил Костя. Он часто терял терпение, особенно в неординарной обстановке. А именно такой он ее и считал.
– Что говорить?
Игорь заметил, что в пацане снова пробивается дерзость и желание побунтовать по любому поводу.
– Ты видишь? – задал вопрос Савельев, хотя и сам видел: Дима ведет себя как зрячий.
– Да. – Пацан не стал лгать, и это хорошо. Плюс в его личное дело. – Как-то мутновато, но вижу.
– Ниче, проморгаешься. – Костя похлопал его по плечу и еще раз грубо повторил свое предложение: – Говори.
– Да что говорить-то? – Димка дернул плечом и скинул руку Пришвина.
Игорь увидел нарастающую злость в глазах друга и поспешил замять конфликт.
– Расскажи, о чем вы говорили с Пашкой, кто его убил, что случилось с твоими глазами и куда делся убийца. Не спеши, рассказывай все по порядку.
– Да че ты кочевряжишься, молокосос?! Игорек, он мне все прекрасно до этого рассказывал. Сучонок!
Игорь посмотрел на Дмитрия. Едва заметная улыбка промелькнула на губах подростка. Ему нравилось злить взрослого дядю.
– Давай, Дима, – теперь предлагал Игорь голосом, не предполагающим возражений.
– Ну, че тут рассказывать? Я ведь уже рассказал этому, – он снова задел Костю, но тот держался. – Пусть он и рассказывает. Че именно я?
– Ах ты, сучонок…
– Послушай, – произнес Игорь, тем самым отменив возможную казнь подростка. – Мы сейчас все… Все до единого здесь собравшихся в одинаковом положении. Понимаешь? – Игорь видел – пацан все понимал. – И только от тебя… от того, что ты знаешь, зависит моя жизнь, твоя, Маши, Оли, Юрки и даже, как ты называешь его, ЭТОГО. Все мы, – Савельев снова обвел взглядом всех собравшихся, – в твоей власти.
Игорю было неприятно смотреть на парня. Будто перед ним зарвавшийся начальник, поставленный только сегодня. Его, возможно, завтра снимут, и он прекрасно об этом знает. Поэтому и проведет этот день, издеваясь над подчиненными. Игорь попытался прочесть по его глазам, ставшим чужими, о чем думает подросток. Но там, за бликами от огоньков, будто стояла заслонка, через которую не пробиться.
– Мы разговаривали о смерти, – вдруг произнес Дима.
– О какой смерти? – спросил Игорь и тут же мысленно отругал себя. О старухе, твою мать, с косой, в черном балахоне!
– Ну, о смертях, – пояснил Колтун. – О Стасе, Сереге, о Пашкином отце и моей сестре.
«Значит, вы не слышали о смерти своих родителей, – обрадовался Савельев и тут же задался вопросом: – А имеет ли это теперь какое-то значение?»
– Вдруг что-то загудело, потом хлопнуло… Так, знаете, с каким-то сухим треском. И тут появился он.
– Кто? – не выдержала Оля.
– Мужик, – ответил Дима. – Он держал в руке лом.
Пацан лжет. Игорь внимательно смотрел в лицо подростку, и что-то, какая-то мимолетная гримаса заставила Савельева усомниться в правдивости его рассказа. Возможно, это была интонация, с которой Колтун рассказывал. Вернее, отсутствие ожидаемых эмоций насторожило Игоря. Он говорил так, будто не пережил этот ужас, а придумывал на ходу. Причем не стараясь скрыть интерес к реакции людей, которые его слушали. Возможно, это ему показалось, и мальчишка просто соблазнял девчонок. То есть Диме было наплевать, что происходило с ним полчаса назад. Он двигался вперед, и его интерес был в том, с кем из подруг он будет «мутить» после этого испытания на прочность.
– Несколько движений, и… Пашка осел. Этот мужик ударил его по ноге…
– Ой, а где Паша? – У Шевченко на лице появилось такое неподдельное недоумение, что Игорю даже стало жалко ее. Савельев теперь даже не был уверен, понимает ли она всю серьезность ситуации.