Конвенция содержит в себе некоторые положения коллизионного права в части права, применимого к действительности соглашения об исключительной подсудности. Таким правом является право страны суда, выбранного сторонами. Таким образом, каждый из трех судов, потенциально вовлеченных в сферу действия Конвенции (компетентный суд, любой иной суд и суд, осуществляющий признание и принудительное исполнение решения), должен оценивать действительность такого соглашения по праву страны суда, выбранного сторонами, что направлено на минимизацию неопределенности и предотвращение ситуаций, когда соглашение является действительным по праву страны суда, выбранного сторонами, но является недействительным либо по праву иного суда, куда одна из сторон подала иск в нарушение условий пророгационного соглашения, либо по праву суда, приводящего иностранное решение в исполнение.
Несмотря на то что формально такой подход является отражением принципа автономии воли, он лишает слабую сторону договора тех защитных механизмов, которые может содержать его «родное» законодательство либо иное законодательство, связанное с отношением. К таким механизмам могут относиться не только традиционные положения договорного права об ошибке, о введении в заблуждении, недолжном влиянии или насилии, но и специализированные механизмы контроля справедливости договора
Возникает вопрос, насколько целесообразно России присоединяться к указанной Конвенции. С одной стороны, она дает формальные основания для признания на территории других государств – участников Конвенции судебных решений, вынесенных российскими судами, исключительной компетенции которых стороны подчинили свои споры. С другой стороны, смотря правде в глаза, вряд ли стоит ожидать, что таких случаев будет много: при прочих равных стороны (или хотя бы одна из них, представленная иностранной компанией) будут стремиться выбрать в качестве компетентного суда иностранный суд, а не российский. И чем больше будет вероятность признания такого решения на территории Российской Федерации, тем больше будет стимулов у сторон чтобы выбрать именно иностранный суд. Таким образом, на практике присоединение России к Конвенции будет представлять «собой игру в одни ворота»: открытие своей территории для действия решений иностранных государств. Существует и еще один момент, на который следует обратить внимание. Как отмечалось ранее, вопросы действительности исключительного пророгационного соглашения решаются по праву страны суда. Возможность включения таких соглашений в договоры присоединения вроде
Однако не только вопросы признания и принудительного исполнения решений иностранных судов стоят остро в контексте проблематики электронной коммерции. В ряде случаев необходима выработка принципиально иных подходов к юрисдикции в виде обеспечения возможности координации рассмотрения интернет-споров судами различных государств. Это особенно актуально применительно к спорам, возникающим в связи с совершением правонарушений в сети «Интернет» (нарушение исключительных прав, распространение диффамационных сведений и т. д.), но в принципе не исключено и при рассмотрении споров, возникших из нарушения условий договоров в сети «Интернет», носящих массовый характер.
Принципы определения юрисдикции, применимого права и принудительного исполнения судебных решений в сфере интеллектуальной собственности, подготовленные Американским институтом права, содержат в себе модель возможного взаимодействия различных судов по вопросам так называемого повсеместного (
В таких случаях возникает целый ряд вопросов. Какой суд должен рассматривать спор? Каковы пределы его компетенции? Охватывают ли они нарушения, имевшие место на территории иностранных государств?