Элементали

Большая Барбара, Люкер и Индия провели на застекленной веранде еще час, ожидая возвращения Ли. Люкер спал, все еще разложив ноги на коленях матери, беспокойно поворачиваясь, только когда кричал попугай Нэйлз. Индия принесла бабушке стопку каталогов для просмотра, пока сама вышивала зелеными и фиолетовыми нитями по голубой рубашке. Изумрудные солнечные лучи светили сквозь листья дубов позади дома. Перед одним из окон болтался квадрат свинцового витража, и временами солнце, на мгновение пробиваясь сквозь волнующуюся листву, пронзало этот квадрат стекла и окрашивало лицо Индии в золотой, синий и красный.

Наконец приехала Ли: они услышали машину на гравийной подъездной дорожке, услышали хлопки дверей машины, услышали, как внизу открылась дверь в прачечную.

– Было так много работы? – спросила Большая Барбара у дочери, которая прошла через кухню. – Тебя так долго не было.

– Поднимайся, Люкер! – сказала Ли. – Я весь день на ногах.

Люкер, устало пошатываясь, встал с дивана. Ли скинула туфли и заняла его место. Она отцепила вуаль и бросила ее на журнальный столик.

– Мама, держу пари, ты сидела здесь весь день, наминая ему ноги. А теперь немного разомни мои.

– Ты хочешь в чулках или без?

– Ох, пусть остаются. У меня сил нет их сейчас снимать.

– Ты привела Одессу с собой? – спросил Люкер, который теперь сидел за столом и изучал работу дочери на миллиметровке.

– Я здесь, – сказала Одесса из кухни.

– Это то, что заняло у нас так много времени, – сказала Ли. – Мы вернулись в церковь, позаботились там обо всем, хотя, когда всего семеро гостей и только один гроб, дел не так уж и много.

– Что вы сделали с лишними цветами?

– Мы отвезли их в церковь Одессы. Вчера вечером там скончалась старая монахиня, а у семьи ничего не было, поэтому мы перенесли цветы и поставили в церкви.

– Хотите что-нибудь выпить? – спросила Одесса.

– Чай со льдом, – сказала Ли, – пожалуйста.

– Скотч и много льда, – попросила Большая Барбара.

– Вот этим лучше я займусь, – сказал Люкер Одессе. – Себе сам что-нибудь соображу. Хочешь чего-нибудь, Индия?

Индия, не одобрявшая семейную прислугу, покачала головой на предложение Одессы, но отцу ответила:

– Может, немного хереса…

– У Дофина есть Пунт э Мес[2], – сказал Люкер.

– О, круто! С кубиком льда.

Большая Барбара обернулась.

– Люкер, этот ребенок пьет?

– С тех пор как мы сняли ее с наркотиков, – ответил Люкер и подмигнул Одессе.

– Но ты слишком мала, чтобы пить! – закричала Большая Барбара на свою внучку.

– А я говорю, нет, – спокойно ответила Индия.

– Но слишком мала, чтобы пить у меня на глазах!

– Тогда отвернись.

– Так и сделаю, – сказала Барбара и сделала. Она посмотрела на Ли. – Ты представляешь, этот ребенок постоянно видит мертвых людей в Нью-Йорке – прямо на улице. Мертвые на улице, слышала о таком когда-нибудь? Люди умирают в таких местах, где ты их видишь, да еще и можешь палкой потыкать!

– Индия гораздо взрослее, чем я была в ее возрасте, мама, – ответила Ли. – Не думаю, что тебе следует излишне о таком беспокоиться.

– Отец из Люкера просто ужасный, как по мне. Он самый гадкий человек в мире, кого угодно спроси.

– Это поэтому ты любишь его больше, чем меня? – спросила Ли.

Большая Барбара не ответила, а Индия засмеялась.

– Люкер не плохой, – ответила она.

Люкер появился с подносом с напитками. Первым делом он подошел к Индии.

– Смотри, Барбара, – сказал он, – смотри, как хорошо я ее выдрессировал. Что надо сказать, Индия?

Индия встала из-за стола, отвесила поклон и проговорила, давясь от смеха:

– Благодарю вас, отец, за то, что принесли мне бокал Пунт э Мес со льдом.

Индия снова села, но Большую Барбару это не убедило.

– Манеры у нее есть, но что насчет морали?

– О, – беспечно ответил Люкер, – у нас с ней нет никакой морали. Всего лишь парочка угрызений совести.

– Так и думала, – сказала Большая Барбара. – Из вас обоих ничего не выйдет.

Индия повернулась к бабушке.

– Мы отличаемся от тебя, – только и сказала она.

Большая Барбара покачала головой.

– Слышала ли ты когда-нибудь более правдивые слова, Ли?

– Нет, – сказала Ли, случайно пролив половину чая со льдом на свое черное платье. Покачав головой от собственной неуклюжести, она встала и пошла переодеваться. Когда она вернулась через несколько минут, Люкер снова занял свое место на диване; он игриво предложил ей вернуть его обратно.

– Ну что, – сказала Ли, садясь в кресло, стоящее перед всеми, – вы ведь до смерти хотите узнать тайну ножа, так?

– Ты знаешь?! – воскликнула Большая Барбара.

– Одесса рассказала мне на обратном пути в церковь.

– Как вышло, что Одесса знала, а ты нет? – спросил Люкер.

– Потому что это семейный секрет Сэвиджей и нет ничего, что Одесса не знала бы о Сэвиджах.

– Мэриэн Сэвидж мне все рассказывала, – возразила Большая Барбара, – но она никогда ни слова не проронила о втыкании ножей в мертвецов. Я бы такое запомнила.

– Давай поведай нам, – голос Люкера звучал нетерпеливо, несмотря на его расслабленную позу.