– Сколько было Дофину, когда Ботвелл умер, а, Люкер?
– Пять. Шесть. Семь, – ответил Люкер. – Не помню. Я даже не помнил, что он умер в Бельдаме.
– Знаю, – ответила Барбара. – Кто вообще теперь вспоминает бедного старого Ботвелла? Во всяком случае, Мэриэн пробыла там не так уж и долго, чтобы говорить, что все ее страдания пришлись на Бельдам. Они с Одессой провели там не больше полутора дней, когда Мэриэн скончалась. Это очень странно. Она жила в Большом доме почти два года, едва ли выходя из комнаты, спала днями и скулила ночами. А потом однажды встала и сказала, что хочет поехать в Бельдам. Я пыталась ее отговорить, но если Мэриэн что-то взбредет в голову, то это уже не выбить. И она просто встает и уезжает в Бельдам. Дофин хотел с ней поехать, но Мэриэн ему не позволила. Не разрешила даже отвезти. Джонни Ред отвозил ее и Одессу. Не прошло и суток, как патрульный постучал в дверь и сказал Дофину, что Мэриэн скончалась. Просто ужас.
– А от чего она умерла? – спросила Индия.
– От рака, – ответила Большая Барбара. – Он просто пожирал ее. Так странно – она смогла продержаться здесь два года, а потом внезапно умерла, как только добралась до Бельдама.
– Одесса была с ней в момент смерти? – спросил Люкер.
Барбара покачала головой.
– Одесса наверху убиралась или еще что-то, а у Мэриэн на веранде случился инсульт. Когда Одесса спустилась вниз, качели все еще раскачивались, но Мэриэн лежала замертво на паркете. Одесса занесла ее в дом, положила в гамак, отправилась в Гаск и вызвала дорожный патруль. Она пыталась позвонить Дофину, но никого не было дома. Послушай, Люкер, – сказала Большая Барбара чуть тише, – Индия заставила меня задуматься – ты понял, что это за ритуал с ножом?
Люкер повернулся так, чтобы его лицо оказалось зажатым между подушкой и спинкой дивана. Большая Барбара развернула его обратно.
– Да, понял, – ответил он.
– И?
– Дофину и Мэри-Скот было просто очень жаль, что они не успели вонзить нож, пока та была еще жива, и поэтому воспользовались последним шансом.
В углу комнаты, в клетке, подвешенной в двух метрах от пола, сидел большой красный попугай. Он вскрикнул.
Большая Барбара кивнула.
– Видишь. Нэйлз понимает каждое твое слово. Мэриэн любила эту птицу, не смей говорить о Мэриэн гадости при Нэйлзе! Ему это не нравится.
– Что он вообще тут делает?
– Ну, они не могли оставить его в Большом доме, он бы истосковался по Мэриэн за три часа.
– С ней бы и похоронили.
– Я думала, попугаи умеют разговаривать, – сказала Индия.
Нэйлз просунул клюв сквозь прутья клетки и снова закричал.
– Этот прямо сейчас очень точно имитирует Мэриэн Сэвидж, – сказал Люкер.
– Люкер! – воскликнула Большая Барбара, хватая его за пальцы ноги и выкручивая их. – Я не понимаю, почему ты так плохо отзываешься о женщине, которая была моим самым лучшим другом в мире.
– Потому что она была самой отъявленной сукой, что когда-либо ходила по улицам Мобила.
– Тебе не следует использовать такие выражения при тринадцатилетней дочери.
– Она меня не видит, – ответил Люкер, скрытый из поля зрения Индии, – и не знает, кто это сказал.
– Знаю, – сказала Индия, но потом добавила, обратившись к своей бабушке: – Он и похуже говорил. Впрочем, как и я.
– И не сомневаюсь, – вздохнула Большая Барбара.
– Барбара, ты же знаешь, какой она была мегерой, – сказал Люкер. – Бедняга Дофин, она относилась к нему, как к грязи, пока Мэри-Скот была рядом. А потом, когда Мэри-Скот ушла в монастырь, она его с говном сравняла.
– Ш-ш-ш!
– Ты же знаешь, что это правда, – Люкер пожал плечами. – И так было в течение двухсот лет в этой семье. Все мужчины очень милые и добросердечные, а женщины разгуливают в броне.
– Но из них получаются хорошие жены! – возразила Большая Барбара. – Мэриэн была хорошей женой Ботвеллу, пока тот не ушел в мир иной. Она сделала его счастливым.
– И ему, судя по всему, нравилось быть пригвожденным к стене и избитым велосипедной цепью.
– Как и тебе, – сказала Индия отцу.
Большая Барбара встревоженно повернула голову.
– Индия врет и не краснеет, – спокойно ответил Люкер. – Она ничего не знает о моей половой жизни. Ей всего тринадцать, – сказал он, приподнимаясь, чтобы ухмыльнуться в сторону дочери. – Она даже не знает, что такое трахаться.
– Люкер!
– Ох, Барбара, послушай, пока мои ноги у тебя на коленях, почему бы тебе не размять их? Эти туфли так давят весь день.
Большая Барбара стянула с сына носки и начала массировать ноги.
– Ну, – сказал Люкер, – то, что из Сэвиджей получаются хорошие жены, не отменяет того факта, что как матери они не лучше выгребных ям.
– Это не так!
– Барбара, ты не знаешь, о чем говоришь. Почему ты пытаешься защитить мертвую женщину?
– Мэриэн Сэвидж….
– Мамаши Сэвиджей жрут своих детей! – заорал Люкер, и попугай снова вскрикнул.
Глава 2