Элементарная социология. Введение в историю дисциплины

Вот здесь мы видим, как методологическая формалистика внезапно наполняется мощным культурно-историческим содержанием. Разумеется, Вебер пытается создать понятия максимально абстрактные, максимально универсальные, но не надо забывать, что с самого начала своего методологического проекта он совершенно отчетливо говорит: нельзя представить себе, что социальная жизнь построена таким образом, что если мы, например, работаем с какими-то понятиями, чистыми понятиями науки, то чем больше мы будем эти понятия уточнять и утончать, тем ближе мы подберемся, наконец, к самой реальности. Или наоборот, если мы возьмем какие-то описания происходящего, какие-то понятия, которые отражают то, что есть на самом деле, и начнем потом из них составлять нечто все более и более абстрактное и общее, мы, наконец, получим вполне работающий, обобщающий аппарат – не получится ни то, ни другое. Нельзя дедуцировать из общего понятийного аппарата историческую и социальную конкретику, действительность (мы говорили об этом на прошлой лекции). Нельзя из понятий, с которыми мы работаем, годных применительно к данной ситуации, составить некое обобщающее видение социальной действительности.

Это, кстати говоря, объясняет, почему так тяжело бывает читать огромные разделы в «Хозяйстве и обществе», где Вебер пишет о разных формах организации господства, о том, как построены те или иные средневековые или античные модусы социальной жизни. И я все время пытаюсь избежать слишком привычных и слишком о многом говорящих понятий, вроде «общества», «государства», «феодализма». Вебер старается как историк не убегать слишком уж далеко от исторической реальности, хотя историки этого подвига не оценили и считают его социологом, применяющим обобщающие категории там, где их применять нельзя. Но все-таки понимание этого у него было, стремление сочетать внимание и любовь к историческому материалу с любовью к абстрактным конструкциям, методологическим вниманием к теоретическим ходам.

Что для нас это означает здесь, в части методологических построений? Мы можем представлять себе дело поначалу так, будто Вебер предлагает нам некий универсальный аппарат; куда бы нас ни занесло, мы всюду достаем томик Макса Вебера и говорим: давайте сюда действующего, субъективный смысл, мотивы и так далее. И Вебер, конечно, заманивает нас именно к такому пониманию. Тем не менее, это не совсем то, что есть на самом деле у Вебера. Еще раз, посмотрите – он нам говорит: осмысленное поведение, мотив, который внятен действующему; понимание, которое возможно, в отличие от актуального понимания, именно для ученого, то есть воспроизводимое и надежное понимание субъективного смысла как в некотором роде объективного – о чем это нам говорит? О том, что понятия Вебера скроены в методологической части в большой степени по мерке его основополагающего проекта, состоящего в объяснении того, как появился современный Запад, как появилось, говоря языком современной социологии, общество модерна, что появилось, как это произошло и чем все кончилось, когда произошла рационализация социальной жизни и ее расколдовывание. Если это все не иметь в виду, становится совершенно непонятной методологическая работа Вебера. Это, кстати говоря, впоследствии пытался преодолеть Шюц именно на уровне методологии. Он исходил из того, что слабости веберовских построений можно преодолеть за счет сугубо методологической работы, за счет того, что будет использована более изощренная философия, в которой будет дана более тонкая трактовка того, что такое смысл, а также – что такое мотив, намерение и многое другое. Но при этом, естественно, Шюц кое-что приобретает (и не так мало), но кое-что и теряет: теряет он эту фундаментальную связь между методологической работой и большим историческим проектом.